Знаки внимания
Шрифт:
Я заставляю себя открыть глаза и честно отвечаю:
— Нет.
— Ладно… — отрывает он пристальный взгляд от моих глаз и упрямо отворачивается к гаишнику: — Тогда разбирайтесь тут, а мы в больницу. Костя, останься здесь и проконтролируй.
Он поедет со мной? Я замираю со снова закрытыми глазами и вся превращаюсь в одно большое настороженное ухо. Я не уверена сейчас, что смогу идти сама, и думаю о том, что если не смогу — поползу. Гаишник пытается настоять на той последовательности действий, которую считает правильной он, но Георгий уходит от дискуссии на тему опыта и компетентности, дожимая его:
— «Стопочки» выставьте, уважаемый, тормозная
Он смотрит по сторонам и подходит к бетонным столбикам ограждения, крайний из которых снес мой жарко чадящий внизу Жук. Мужчина спускается к нему и некоторое время стоит рядом. Потом, прикрываясь рукой от жара, обходит машину вокруг и заглядывает в глубокий овраг, встречи с которым мне удалось избежать. Медленно поднимается по склону и смотрит назад — на дорогу. Смотрю вместе с ним — я тянула, сколько могла, до этих столбиков. Это была немыслимо, просто невыносимо долгая секунда… или две? Влетела в самый первый — крайний.
Георгий возвращается к «авдюше» и делает шаг ко мне. В его темно-серых глазах внимательная сосредоточенность. Я тоже напряженно смотрю на него, всем своим видом требуя, чтобы он держался от меня подальше. И он решает что-то для себя и поворачивается к Ване — самому младшему в нашей СБ:
— Хватай ее… осторожненько и в больничку, а я остаюсь с Костей. Если отпустят — посидишь у них дома. А лучше пусть выспится в палате. Договорись на двухместную, пускай наблюдают до завтра.
— Есть, Георгий Артурович.
Страшный все не уймется со своим проклятым голосом:
— Катя… подушка безопасности не сработала?
Это его работа, вопрос рабочий и я честно отвечаю:
— Я ее сама отключила, она у меня всегда отключена, — вспоминается авария, и добавляю уже тверже: — Это мое решение.
— Откройся подушка, и мы бы не успели, — добавляет, кивая, мой спаситель, и Георгий резко отворачивается и отходит.
Я выдыхаю с облегчением, надеясь, что делаю это незаметно, а Ваня осторожно поднимает меня на руки и тащит к машине. К нему у меня тоже есть свои счеты, но они давно уже в прошлом. Внутри машины осматриваюсь — служебный «Хантер» это не просто гражданская версия военного УАЗ-469, а нечто нереальное, хотя по внешнему виду и не скажешь. Правда, клиренс не дотягивает до военного, передаточное число ниже, но зато он не такой шумный, а еще у него не матерчатый тент, а жестянка. Но это то, что известно всем, а я точно знаю, что есть еще что-то… добраться бы до него в лучшее время… ох! Вдруг вспоминаю и тяну руку за своими документами. Тот парень как-то сразу соображает — о чем я, быстро подхватывает с сиденья портмоне, подходит и сует его мне в руку. Я запоздало благодарю его за спасение и спрашиваю:
— Как тебя зовут?
— Станислав… Стас Измайлов. Я подъеду вечером, узнаю, как у тебя дела.
— Она будет спать, — цедит сквозь зубы Георгий, незаметно оказавшийся совсем рядом.
— Тогда просто спрошу у врачей — как она. Вы же в областную ее? Я рядом живу, — пожимает Стас широкими плечами.
Георгий почти вырывает из моей ладони портмоне.
— Для протокола нужны будут документы.
— В больнице — тоже, — возражает ему Стас, щуря глаза. В его голосе — ощутимая неприязнь, как и у Георгия. Они чем-то неуловимо похожи — оба в темных джинсах, высокие, почти одного роста, темноволосые, коротко подстриженные и хмурые.
— Иван договорится. Я подвезу документы чуть позже.
Стас
— Стас, ты спас мне жизнь. Я буду рада видеть тебя в любое время.
И тихо говорю Ване: — Поехали уже, мне больно.
Повязка на ноге намокла от крови, а еще меня начинает тошнить. Ваня отступает и хочет прикрыть дверку, но из-за его спины выглядывает гаишник.
— Мне нужен ваш рассказ о случившемся.
— Я почти ничего не помню, только то, что после… Стас знает больше, у него в машине регистратор… и мой тоже. А я потом, можно? — склоняюсь я на спинку сиденья, борясь с тошнотой. Странно… головой как будто не ударялась. Может, меня тошнит от гадких подозрений? Почему он злится на Стаса, ведь тот спас меня? Я не хочу поддаваться, но мерзкие больные мысли никуда не деваются. Машина трогается с места, и я закрываю глаза — все позади. Или еще нет?
Глава 2
Пока едем в больницу, я обдумываю ситуацию. Ваня изредка посматривает на меня в зеркало и молчит. И я закрываю глаза… так думать удобнее.
Пытаюсь понять саму себя — почему первой в голову пришла мысль о марке? Да потому что совпало сразу несколько эпизодов, связанных с нею и странно совпало. Тот приезд мамы и ее интерес… Слова папы, что решиться на продажу марки можно, только отчаявшись — тут вообще не в бровь, а в глаз. Еще то, что говорила Ирина Борисовна — что они боятся не справиться, что может не хватить денег на операцию. И подозрительно еще одно — ближайший пост ГАИ на въезде в город, а это не так далеко. Оттуда машина, скорее всего, и пришла. И надо же — наша СБ вместе с ними… тут, как тут.
Мне плохо от тех выводов, которые напрашиваются, тошнит все сильнее, и я пихаю Ивана в плечо — нам приходится остановиться, и я еле успеваю высунуться из машины…
— Возьмите, Екатерина Николаевна, — протягивает он мне влажные салфетки.
— Ваня-а, — мычу я тоскливо, вытирая ими рот, — ну, хоть ты не начинай. Воды бы еще.
— Держи.
История марки почему-то вспоминалась с самого начала. С того самого дня, когда я узнала о ней — это было несколько лет назад, когда мы уже остались вдвоем с бабушкой, но она еще работала. Нам обеим в то время было не сладко — родители разъехались, и в один из моих приездов с учебы она отвлекала меня и себя заодно от ненужных переживаний. Все равно и тогда и сейчас от нас с ней не зависело ровным счетом ничего. Отец и мать рвали свою предыдущую жизнь в клочья, выжигали все хорошее, что там было когда-то, травили кислотой, чтобы даже следа не осталось. И в результате осталась только я, так что им пришлось делать вид, что меня тоже нет.
Бабушка советовала мне не осуждать их слишком сильно, все же они отсрочивали свое расставание год за годом, а потом месяц за месяцем вплоть до моего совершеннолетия. Дожидались, когда я поступлю учиться, оплатив учебу за первый год. На второй по итогам учебы я подала заявку на бюджет и мне ее подтвердили. Но, к марке…
Я помню тот ненастный осенний вечер — мы засиделись допоздна. Слушая рассказ о «наследстве», я держала на ладони и рассматривала маленький кусочек рыжей бумаги в прозрачной пластиковой коробочке. Вертела так и сяк, не в состоянии понять — что же в ней такого особенного? А оказалось, что особенной была сама история ее появления в нашей семье.