Шрифт:
Глава 1
Это были даже не секунды — какой-то миг, вспышка!
Поступательной инерцией тело жестко вбивает в дверцу, и я кричу, а потом провисаю на ремнях, по ощущениям — перерезающим тело надвое. Потому что машина медленно заваливается и так же неспешно опрокидывается в неглубокий в самом своем начале овраг. Я не просто повторяю каждое движение своего Букашки. Всем своим существом я успеваю прочувствовать происходящее со мной по причине этой самой тягучей неспешности — заваливаюсь, вишу на ремнях вниз головой. Потом опять тяжело переваливаюсь в кресло, безо всякой возможности вдохнуть из-за почти невыносимого липкого ужаса, парализовавшего тело. Статика… итог — я жива… пока.
Спустя доли секунды руки начинают мелко дрожать, а сердце — бешено колотить в ребра, в ногах ватная слабость и непонятное щекочущее онемение, поднимающееся по бедрам вверх к животу. Я жадно вдыхаю и пытаюсь оглядеться, но и со зрением что-то не так — оно нечеткое и размытое. Отмечаю только движущиеся на дороге пятна — машины и тут веки сжимаются с силой, а зубы скрипят — накатывает боль. Но секунда, две… и я уже способна мыслить.
Не скажу, чтобы совсем ясно, но уже могу провести анализ своего состояния. Понимаю, что тяжелых травм нет, но ушибы есть точно, потому что неслабо меня приложило во время удара. Дышу сквозь зубы, стараясь отвлечься от боли — она вполне терпима, и насторожено принюхиваюсь. Запаха бензина как будто не слышно, но все равно машину нужно покинуть как можно быстрее.
Ослабевшими руками отстегиваю ремень безопасности, наощупь утапливая кнопку, и шиплю от боли, поворачиваясь на сидении. Тяну на себя скобу, и толкаю, дергаю водительскую дверку. Сразу становится понятно, что ее заклинило. Капот машины уродливо перекошен и вздернут, стекла на правой стороне осыпались. Похоже, что сильно повело весь кузов. Внезапно с порывом ветра в разбитое окно врывается запах бензина, порожденный моей панической фантазией. Или нет? Я снова с силой дергаю ручку и вдруг слышу:
— Отвернись! Отвернись, кому сказал! Мордой в сиденье, быстро!
Команда четкая и неоднозначная — чего уж, и я выполняю ее настолько быстро, насколько могу, не теряя времени на то, чтобы разглядеть говорившего. Вздрагиваю от звука нескольких спешных ударов, слышится противный хруст и спину осыпает мелкая стеклянная крошка.
— Руки давай сюда, я вытащу, — настойчиво командует намеренно спокойный мужской голос, но я слышу, как в нем дрожит напряженное нетерпение. Значит, угроза возгорания существует. Я делаю, как он сказал, но перед этим успеваю выдернуть из бардачка документы и сорвать с ветрового стекла регистратор.
— Руки, дура! — орет мужик, и я тяну к нему руки со старым кожаным лопатником и коробочкой регистратора в них. Он хватает меня под локти и с силой тянет на себя, протаскивая в образовавшийся проем. Дышит тяжело, почти с рычанием, а я изо всех сил помогаю ему, отталкиваясь от сиденья ногами. Нарастает паника, в ушах шум крови! И ощущение бега во сне — когда время растянуто, окружающее пространство словно бесцветное, вязкое месиво, а ты огромным усилием воли движешься в нем, но так невыносимо медленно…
Боль в месте ушибов усиливается, когда он перехватывает меня подмышки и протискивает через очень узкий сейчас почему-то оконный проем. Бедро с силой трется об него, и я отчаянно вскрикиваю от новой — резкой и острой боли.
— Лошадь полковая… отъела жопу, — злобно стонет мужик.
Наконец я вываливаюсь из машины и бьюсь о землю коленями, а он с силой вздергивает меня и тащит прочь от машины. Я волокусь за ним вверх по пологому склону, хромая и начиная понимать причину последней вспышки боли. Нога в крови, джинсы распороты, будто взрезаны ножом — длинно и ровно.
— Кровь, тут кровь, — бормочу я себе под нос, и вдруг меня швыряют, и я больно падаю коленями и животом на усыпанную каменной крошкой дорожную обочину. Резко выдыхаю воздух — его выбивает из груди туша мужика, тяжело навалившаяся сверху. И одновременно с этим гремит взрыв, а я хриплю-у-у… кричать не могу — легкие зажаты. В панике конвульсивно дергаюсь под тяжелым телом, тяну шею, жадно пытаясь вдохнуть, но вдруг как-то разом становится легче — он сначала приподнимается, а потом и вовсе встает с меня.
— Коза… права купила, — делает очевидный для себя вывод, даже не пытаясь помочь мне встать. В его голосе вселенская усталость, другими словами просто не передать…, а я понимаю, что ему тоже нужно время. Для него тоже все прошло не так просто. Я и сама до сих пор будто вибрирую внутри, мне не до мелких обид, я сразу же забываю все то, что он рычал в мою сторону — всю эту ерунду.
Он стоит и смотрит, и я тоже смотрю, сидя на грязной и колючей от мелкого гравия земле, как внизу пылает мой Жучок. Жирный черный дым столбом поднимается немного вверх, потом этот столб будто ломается и клонится в сторону, а дальше льнет к земле, стекая в глубину оврага. Его треплет там легким ветерком, как траурный флаг. Букашку жаль до безумия, но себя в сто раз жальче. Ноге горячо, кровь заливает штаны, и я пытаюсь свести вместе разрезанные края ткани. Руки подрагивают, а пальцы не желают слушаться. Мужик оглядывается.
— Не лезь к ране, убери руки. Сейчас окажу… Это где-то кусочек стекла остался — распороло.
Отрезвляет не жесткость его тона — это мне как раз понятно, и даже не боль… приводит в себя не к месту уютное и мягкое — «кусочек». Не кусок, а почему-то — кусочек. Господи… пробирает меня ознобом с макушки до пяток — я же сейчас чуть не сгорела живьем!
Все так же сидя на сырой обочине, дергано достаю из кармана куртки телефон — самую простую Нокию с минимумом функций, нам разрешается иметь только такие — никаких смартфонов. Набираю 112 и слушаю перечисление вариантов, выбираю из них полицию. Отвечают неожиданно быстро, и я говорю: