Знакомое лицо

Нилин Павел Филиппович

Мимо шли нарядные люди с поезда, с электрички, проходившей по насыпи почти у самого дома Бергера. Только широкое серое шоссе, обсаженное юными соснами и березками, отделяло дачи, тесно лепившиеся друг к другу, от насыпи и электрички.

Бергер, строгий, торжественный, несколько раз взад-вперед прошелся вдоль соседних зеленых штакетников и заборчиков, сплетенных из ржавых проволочных заграждений, приблизился к киоску, где стояло уже много людей с бидонами и кастрюлями в очереди за пивом. И вот в тот момент, когда дошла его очередь,

когда уже он отдал деньги буфетчику и принял из его рук тяжелую и холодную кружку с пивом, подле дома номер шесть остановился темный старенький запыленный автомобиль.

Из автомобиля первым вылез грузный, черноволосый, похожий на огромного пингвина человек в белой вышитой украинской рубашке и в кофейного цвета пиджаке, накинутом на плечи. В руках он держал что-то напоминавшее издали рупор.

Бергер, так и не прикоснувшись губами к кружке, поставил ее на прилавок и побежал навстречу этому человеку.

Из машины вылез еще один человек - маленький, в синей куртке, похожей на спецовку, с кожаной сумкой на ремне, перекинутом через плечо, и с большой металлической коробкой в руках.

– Где здесь дача номер шесть?
– спросил грузный мужчина.
– Дача инженера Бергера?

– Да я не инженер, - сказал Бергер.
– Я же просто рабочий-электрик. Вы не узнали меня? Вы же были у нас на заводе...

– Ах, это вы и есть Бергер!
– протянул ему руку приезжий.
– Не узнал. Но это ничего. Где ваша дача?

– Вот наша дача. Пожалуйста, проходите. Мы вас ждем, как вы сказали...

У калитки уже стояла теща, второпях слегка припудрившаяся и еще более взволнованная, чем зять.

– Пожалуйста, познакомьтесь!
– представил ее Бергер.
– Мать моей жены, Марья Ивановна, моя теща.

Приезжий, проходя в калитку, как-то боком протянул ей пухлую, влажную от пота руку:

– Илья Наматов, режиссер.

– Очень приятно, - сказала Марья Ивановна.
– Очень приятно, что вы наконец приехали.
– И кивнула на зятя.
– Он уж весь извелся. И такая жара...

Режиссер медленно шел по дворику, по свеженасыпанному желтому песку, оставляя большие глубокие следы от красивых новых сандалет.

Оглядев дворик и веранду, спросил:

– Дети есть?

– Нет, то есть есть, - в некотором замешательстве ответил Бергер. Девочка двух лет, но она, к сожалению, уехала с матерью, с моей, таким образом, женой, в дом отдыха.

– Жаль, жаль, - раздумчиво огляделся опять режиссер.
– Надо бы что-нибудь такое для оживления. Собаки у вас есть?

– Нет, собак не имеем...

– Жаль!
– повторил режиссер и стал пристально вглядываться в Бергера. Как же я вас одного буду изображать? Мне бы хотелось, напротив...

– А вот моя теща Марья Ивановна...

Режиссер мельком взглянул на нее и, должно быть забыв, что уже здоровался, снова протянул ей сбоку пухлую руку:

– Илья Наматов, режиссер.

– Да мы уже...
– сконфузилась

Марья Ивановна, но все-таки еще раз пожала пухлую, влажную руку вежливо и даже почтительно.

Илья Наматов поднялся на открытую террасу, прошелся по ней, чуть приседая, как бы испытывая крепость досок. Потом крикнул помощнику:

– Петя, устанавливай вот здесь! Да не здесь, а внизу. Попробуем дать их снизу. Товарищ Бергер, поднимитесь сюда...

– А Марья Ивановна?
– спросил Бергер.

– И Марья Ивановна пусть поднимется. Становитесь вот здесь. Нет, не так. Вы, товарищ Бергер, как бы выходите из вашей дачи, из этих дверей. А вы, Марья...

– ...Ивановна, - подсказал Бергер.

– А вы, Марья Ивановна, - повторил режиссер, - пройдите сюда. Товарищ Бергер как бы выходит из дачи, а вы вот здесь - на втором плане переставляете цветы. Вот так возьмите горшок с цветком и переносите его сюда...

– Да зачем я-то?
– покраснела Марья Ивановна.
– Я же тут совсем ни при чем.

– Вы для оживления. Мне нужен кадр, - строго посмотрел на Марью Ивановну Илья Наматов. И ему вдруг подумалось, что он где-то когда-то уже видел это лицо, с таким же смущенным и в то же время чуть гордым, независимым выражением.

И Марье Ивановне показалось, что она тоже где-то встречала этого грузного, черноволосого, уже начавшего лысеть мужчину.

Но ни Марья Ивановна, ни Илья Наматов не придали значения тому, что им показалось и подумалось. Мало ли ему встречалось разных лиц за его хлопотливую жизнь кинодокументалиста. Да и она немало повидала разных людей.

– Вот держите этот цветок, - поднял вазон Илья Наматов и протянул его Марье Ивановне.
– Как я скажу "готов", вы понесете этот цветок сюда, а вы, товарищ Бергер, по той же команде будете выходить из дверей.

Десять раз режиссер поднимал руку и говорил "готов", десять раз теща переносила цветок и зять выходил из дверей, но все это не удовлетворяло режиссера.

Только в одиннадцатый раз он наконец приказал Пете снять их на пленку.

Затем режиссер повел Бергера в дом и усадил за письменный стол. Впрочем, стол этот был не письменный, а просто кухонный. Письменного стола у Бергера еще не было. И книжной полки не оказалось. Была этажерка, на которой стояло всего пять книг и рядом с ними флакончик с одеколоном, гипсовый кот и маленькие вазончики с цветами.

– Неправильно, - сказал режиссер.
– Этажерку мы сейчас перенесем к столу. А книги... Книг очень мало. Не можете ли вы на минуту попросить книги у соседей? Только на одну минутку...

– Конечно, можем, - заторопился Бергер.
– У нас очень хорошие соседи. У нас рядом живет профессор. У него масса книг. Он не откажет. Я сейчас к нему сбегаю.

– Да зачем это надо?
– вдруг вмешалась теща.
– Для чего это мы будем показывать свою культурность за чужой счет? Уж лучше вы и снимите профессора с его книгами.