Знакомство (Лестница из терновника 1)
Шрифт:
В спальне казалось несносно жарко от натопленной жаровни рядом с ложем. Ра накинул плащ и вышел в сад, наслаждаясь холодной свежестью осенней ночи.
Осень пришла к повороту. В свете масляных фонарей кружились медленные и мелкие снежинки; изморозь лежала на траве, сделав её стеклянно ломкой, сахарный налет инея похрустывал под ногами — и воздух благоухал тонко и сладко, подобно цветку златоцветника в любовном письме. Обнажённые чёрные ветви деревьев, тронутые морозом, вырисовывались на буром небесном полотне чётко и изящно, словно начертанные тушью. Сад был совершенно пуст, только в далекой будочке привратника горел розовый огонёк; все, кроме сторожей, спали. Одиночество показалось Ра блаженным.
Наслаждаясь свежим холодом и тёмным покоем спящего сада, Ра обошёл дом — и вдруг услыхал приглушённые голоса. В той самой беседке, где Ра разговаривал с Ар-Нелем, кто-то был — там даже зажгли фонарик. Ра показалось, что он слышал голос Госпожи Лью. Это мгновенно изменило его намерения — снова нестерпимо захотелось коснуться хоть краешка той тайны, которая её окружала.
Ра тихо, как тень, стараясь не хрустнуть и не шевельнуть ветви, прокрался к беседке в тени кустов. Акация давно облетела, но густое переплетение веток ночью казалось надёжным прикрытием. Жёлтый фонарик под сводом беседки освещал для Ра фигуры Старшего и Госпожи Лью, но для разговаривающих, очевидно, ночной сад тонул во мраке.
Впрочем, увлечённые разговором, они и не глядели по сторонам. Ра удивился их тону и позам — спорщиков, почти соперников, а не влюблённых. Старший держался за эфес; Госпожа Лью почти отвернулась от него, говорила через плечо и в сторону.
— Я не понимаю, — говорила она, — чем не угодила тебе. Ты — мой сюзерен, я делаю всё, что велит присяга…
— Ты меня презираешь, — сказал Старший с таким странным выражением, что Ра стало холодно. — Презираешь, не принимаешь всерьёз, я тебе смешон… Нет, не отрицай очевидных вещёй! Я люблю тебя — я вижу.
— Как я могу презирать своего сюзерена? — сказала Лью. — Разве я посмею?
Ра тут же вспомнил Ди, и Старший тоже, очевидно, тут же вспомнил Ди; в его тоне послышалось отчаяние с некоторой примесью злости:
— О, Лью, ты хоть знаешь, каково безответно любить собственную жену?!
Ра показалось, что Лью улыбнулась.
— Прости, Н-До, откуда мне знать…
Старший схватил её за плечи, повернул к себе, заглянул в лицо:
— Не можешь мне простить?! Не можешь смириться с тем, что не скрестила со мной клинка?! Сравниваешь с мёртвым, будь он проклят?!
Ра чуть не сел прямо на заиндевевшую траву.
— А, нет! — рассмеялась Лью, и её голос показался Ра совершенно бессердечным. — Как дурно думаешь обо мне! Госпожа Эу-Рэ всегда говорила, что надлежит благоговеть перед благодетелем…
Старший встряхнул её, как зарвавшегося пажа:
— Не смей!
— Прости, Господин, — сказала Лью с насмешливой кротостью. — Я должна молчать и повиноваться, как добрая жена. Мне лишь на миг показалось, что тебе этого, как будто, не хочется…
Старший отпустил её, остановился, опустив руки.
— Лью, — сказал он с мукой, — я не знаю, что делать. Прошлого не изменишь. Я ненавижу мертвеца за то, что ты любила его… но не мне с ним тягаться. Я сильнее — но что такое поединок с ним, когда не было поединка с тобой… я не могу тебе ничего доказать.
— Ты можешь, — возразила Лью, пожав плечами. — Можешь, но не хочешь. И, прости меня, подарок Небес, ты вообще слишком много от меня хочешь. Я всего лишь двойной какой-то трофей. Знаешь ту деревенскую скороговорку: "Татем у татя перекрадены утята"? — и рассмеялась.
— Ты такая скрытная! — воскликнул Старший с досадой. — Ты ничего не говоришь и злишься, когда я ничего не понимаю!
— Я знаю тебя наполовину, — сказала Лью. — Я знаю твое тело, но не знаю твоего клинка. Ты ведь понимаешь, чего это стоит?
— Хок, — пораженно проговорил Старший. — Ты — сумасшедшая.
— Ты тоже, — сказала Лью весело.
— Хочешь поединка со мной? — спросил Старший, кажется, чуточку расслабившись, даже улыбаясь. — Ты, правда, хочешь? На тростнике?
Лью погладила его по щеке.
— Кто же сражается всерьёз на тростнике? Нет, Господин. На остром оружии.
— Ты совсем сумасшедшая. Ты ещё больна.
— Я достаточно здорова, чтобы ты мог брать меня, но больна для поединка? Ты лицемер.
Старший выпрямился, щурясь, взглянул на Лью — и Ра понял, что он принял решение.
— Всё, пойдём, — сказал Старший, взяв Лью за руку.
— В спальню? — спросила она насмешливо.
— В оружейный зал. Меч взять. Для тебя. Острый. И я убью тебя.
— Вместе со своим ребенком? Сильно…
— Это уже неважно. Я убиваю своих партнёров. Чем больше люблю, тем более жестоко убиваю. Но ты — моя жена и, конечно, можешь передумать. И всё будет, как раньше…
Лью, смеясь, влепила Старшему правильную затрещину:
— Я никогда не боялась клинка в чужих руках! Ты убьёшь меня — и я умру счастливой, доказав себе, наконец, что принадлежала победителю!
Старший ткнул её кулаком в плечо, будто она не была женщиной:
— Я посмотрю, чего стоит твоя отвага… и как быстро ты опускаешь оружие. Не надейся, что я пощажу тебя из-за метаморфозы! Мне плевать. Я устал. Я больше не могу лежать у твоих ног и скулить, когда тебе хочется смеяться надо мной.
Лью сняла с крючка фонарик; супруги вышли из беседки и быстро, почти бегом, направились к дому. Ра, уже не в силах уйти, в ужасе, в ажитации, в полном душевном раздрае, шёл за ними, держась в тени — понимая, что им безразлично всё вокруг, как всегда перед поединком.
В ту ночь Ра понял, почему Ар-Нель из Семьи Ча назвал Старшего сумасшедшим — и был готов подписаться под этим определением. Ар-Нель обладал фантастическим чутьем, а безумие Старшего показалось Ра почётным, как золотая кайма вокруг фамильного герба.