Знакомство по объявлению: Рассказы и стихи о любви и не только…
Шрифт:
— Ладно. Как знаешь.
Когда Стас вез Риту домой, на нее напала болтливость, в общем-то обычная для нее. Она рассказывала про мужа, про работу, про сына. Про кошку Симу, которая всегда съедает из тарелки у Аркашки, если он зазевается, тертую морковь с сахаром и сметаной, обожает поп-корн с сыром «чеддер» и передачу «В мире животных».
Стас хорошо реагировал на все рассказы, поддакивал, переспрашивал, смеялся. Рите было хорошо. Хотелось ехать долго-долго. А приехали быстро, хотя Песочня — на другом конце города.
— Спасибо, Стас. До свидания, — сказала Рита, стараясь скрыть грустные
Она начала нажимать на все рычаги и кнопки на дверце джипа, чтобы выйти. Но у нее ничего не получилось.
Стас вышел из машины, открыл дверь, подал Рите руку.
— Рита, вам не кажется, что мы должны еще встретиться?
— Я не знаю, — честно призналась она. — Не знаю.
— А я знаю. Вы завтра во сколько заканчиваете работу? Я вас встречу.
— Сейчас… У меня завтра три пары. Значит, в час пятнадцать… Мне там еще кое-что нужно решить… Но это недолго…
— В половине второго я подъеду. К пединституту, да? Это на Свободе?
— Ой, нет. Я работаю в другом корпусе, на Астраханской. Это бывшая Ленина. Знаете, там здание такое красивое? Раньше это был Дом политпросвещения.
— Знаю. Только не думал, что там теперь пединститут.
— Педуниверситет, — сказала Рита, нажимая на ударение и наклоняя голову к плечу.
— Ну да! Как же я мог? — сокрушенно прижал руки к груди Стас, дурачась. — Как я мог?!
Медленно поднимаясь на пятый этаж, Рита так же медленно соображала, что ей сказать Саше. Пожалуй, про знакомство можно рассказать. Что тут такого? И тут же спохватилась: как же что такого? Тогда ведь и про библиотекаршу надо сказать.
Рита остановилась. Господи, в течение всего вечера она ни разу не вспомнила, как и почему она познакомилась сегодня со Стасом.
Как же это все увязать? Как? Неужели она со своим правдоискательством виновата в смерти его матери? Но она же не хотела… Кто бы мог подумать, что так случится?
Рита села на ступеньку. В своей светлой дубленке — на наверняка грязную и заплеванную ступеньку. И заплакала. Снова. Как на кладбище, когда прижимала к себе Стаса, беззащитного и трогательного, нуждающегося в защите. Ее, Ритиной, защите. Как же теперь быть? Он стал таким родным. Еще до того, как она притиснула его голову к своей груди. Еще до этого. Тогда когда? Когда услышала голос? Или чуть позже, когда увидела его глаза? Но зачем все это? Ведь есть Саша. Что ему сказать сейчас? А завтра? Зачем, зачем она согласилась, чтобы Стас встретил ее завтра у института? Да и вообще не нужно никаких встреч! К чему это приведет? И что она знает об этом Стасе? Да ничего! Про себя как последняя идиотка все выложила. А он слушал-слушал, поддакивал да расспрашивал, а о себе — молчок. Женат — не женат, есть ли дети, чем занимается? Ничегошеньки ведь не сказал. Хотя, помнится, Рита пыталась что-то спросить. Но он так ловко уходил в сторону — и она снова рассказывала о себе. Дура набитая! Связалась неизвестно с кем… Может, завтра как-нибудь избежать этой встречи? Но он знает ее дом, подъезд. Знает, где работает. Найдет, если захочет. С другой стороны, зачем она ему? Просто поддался настроению. Не увидятся они завтра — все на нет и сойдет. Хорошо, хоть телефон не дала.
— Ну ладно. Может, обойдется все, — сказала себе Рита, решительно встала и побежала вверх по лестнице. Домой! К Саше, который ждет. К Аркашке, который теперь уже, конечно, спит. И к кошке Симе, которая сейчас лениво выйдет из комнаты в коридор, внимательно посмотрит Рите в глаза и уткнется теплой мордахой в ноги.
Рита не стала звонить, чтобы не будить Аркашку, а тихонько поскреблась в дверь. Как Сима. Та обычно так является от котов по утрам, когда живет на даче, куда ее забирает на все лето свекровь. Приплетется под утро и, не имея сил громко мяукнуть, царапнет тихонько в дверь.
— Ну что же ты так долго? Аркашка без тебя никак не ложился, — не слишком сердито спросил-сказал Саша, целуя Риту и снимая с нее дубленку. — О, где ты вывозилась так?
— Не знаю. А что, очень грязная?
— Ну не очень. Сейчас почистим, конечно. Только непонятно, на чем тебя везли? На самосвале, что ли?
— Нет, на джипе. Очень чистом, между прочим. Это я где-то раньше прислонилась. На кладбище, наверное. Мы там сидели у Светы на лавочке.
— А джип откуда взялся?
— Да это Галкин ухажер новый, — легко соврала Рита. — Ничего мужик. Вот развез нас всех.
— Всех — это кого? Лена Зорина разве была у Галки?
— Ну не была твоя Лена. Она не смогла поехать.
— А ты смогла.
— Да, смогла. В конце концов, я могу иногда немного расслабиться?! — Рита завелась. — Почему я должна как белка в колесе вертеться с утра до вечера? Могу я себе позволить отдохнуть немного? От работы? От дома? И при этом обойтись без выговоров?
— Не кричи. Аркашка только недавно заснул, — обиделся Саша и ушел в комнату.
Смыв с лица брови, глаза и губы, Рита долго рассматривала себя в зеркало. Не такая уж она и незаметная. Ну бровей нет. Ну ресницы светлые. Глаза могли бы быть поглазастее. Зато овал лица неплохой, нос — почти греческий, зубы — очень даже ничего. А главное, волосы — пышная густая темно-каштановая шевелюра с легким рыжеватым отливом.
Когда Рита приходит в парикмахерскую, чтобы слегка подровнять волосы (они у нее всегда одной длины — до плеч), парикмахерши, забывая о заработке, сначала пугаются — ой, я думала, вы коротко хотите, — а потом начинают хвалить и расспрашивать: чем она моет голову и чем красится? Рита всегда щедро делится своим секретом: моет детским мылом, а ополаскивает всегда отваром корня лопуха, листьев крапивы и мяты, все по столовой ложке — на литр воды. Лучше заваривать в термосе — и чтобы настоялось. При этом Рита, конечно, не говорит, что с отваром всегда возится Саша: самой-то ей некогда. И корни с листьями он на даче заготавливает, она и в голову все это не берет.
А что касается крашения, то нет — никогда не красилась.
— Конечно, конечно, — кивали ей в ответ, — такой цвет своеобразный. Разве можно закрашивать? Вот если уж седые волосы появятся, тогда…
Но седых волос, слава Богу, пока не было.
Когда Рита потихоньку забиралась под одеяло, чтобы не разбудить Сашу, — он, не спящий, спросил:
— Ритка, ты меня любишь?
Риту захлестнула волна вины, нежности, обожания, и она, задыхаясь от всего этого, прошептала чистую правду: