Знакомство по объявлению: Рассказы и стихи о любви и не только…
Шрифт:
— Тань, ты меня слышишь?
— Слышу.
«Я-то слышу, — думала Татьяна, — а вот Лариска бы твоя послушала». А то: мой Саша, мой Саша. Такой же, как все, твой Саша. Сама-то Лариска не промах, а про мужика своего думает, что он у нее ангел во плоти. Вот рассказать ей как-нибудь… Не поверит. Скажет: «Это ты от зависти, что у меня и муж, и любовник». Да, не поверит. А чего не верить? Знает ведь, что на Татьяну все западают. Твой-то из другого теста, что ли?
— Тань, что-то ты молчаливая такая? Расскажи что-нибудь.
Вот привязался. А если сейчас Бакшинскас позвонит? А у нее занято и занято. Все, хватит!
— Саш, ты извини, я не могу долго разговаривать.
— А-а, — многозначительно протянул Ларискин муж.
«Бэ», — сказала
— Пока, пока, пока. Лариске привет!
Положив трубку и вздохнув с облегчением, Татьяна подумала, как здорово она подколола Сашу с приветом для жены. Ничего, полезно. А то ишь, раздухарился. Да и не нравится он Татьяне нисколько. Так, пустомеля. Вот Бакшинскас! У того — каждое слово на вес золота. Вчера, когда она спросила, почему он все-таки звонит ей, он сказал:
— А ты разве не понимаешь, Танечка?
И все. Замолчал. И Татьяне, чтоб заполнить паузу, пришлось собирать все подряд: про службу, про погоду. Ну не знала она, что можно придумать в ответ на его вопрос. Ну хорошо, сказала бы: не понимаю. И что, он объяснился бы в любви? Да как же! Ждите! Но ведь именно это должно подразумеваться — разве не так? Звонит, потому что хочет слышать. Звонит, потому что любит. Звонит, потому что…
Ну вот, Уандер все уже спел. Надо перемотать назад. И сидеть рядом с магнитофоном, а не носиться как угорелая. А то вон какая запыхавшаяся с Ларискиным Сашей разговаривала.
Не хотелось бы, чтобы Лариска узнала, как Саша ее на Татьяну облизывается. Не дай Бог. Не хочется терять подругу. Она ведь одна и осталась. Были другие, раньше. Но… Те, кто замужем, потихоньку откололись, потому что боятся за своих мужей. А незамужние не выдерживают конкуренции с ней. Вот и отсеялись все.
Была до Лариски хорошая подруга — Наташа. Очень хорошая, они со школы еще дружили. Но после школы Наташа уехала учиться в Ленинград, вышла там замуж и сюда к родителям приезжает редко. Но в каждый ее приезд они, конечно, виделись. И Татьяна у нее в Ленинграде сто раз была. А года два назад, когда Наташа приехала на недельку, засиделись они как-то у Татьяны. Выпили, конечно. И сказала лучшая подруга в ответ на горькие Татьянины слезы: «Хочешь правду? На таких, как ты, не женятся. Понимаешь?» Вот такая банальная фраза прозвучала. В этот момент дружба и закончилась. Навсегда. Татьяна неделю ревела. И все думала: на каких — «таких»? Чем она хуже всех? Чем? Ну были у нее, конечно, мужики. И что теперь? Да из нее, может, такая жена получится, что вам всем и не снилось! Она ведь хозяйственная. И шьет, и вяжет. А готовит как? Наташа так готовит? Или Лариска? Котлет готовых купят или пельменей — и травят этим своих мужиков. Да разве бы она так мужа кормила? А ребеночку сколько бы нашила да навязала! На таких не женятся… Да что она, проститутка какая? Жены эти офицерские заколебали, пальцем тычут. Да не нужны мне ваши мужики, кобели трусливые. Подавитесь вы ими!
Татьяна плакала долго. Успокаивалась — и начинала снова. Всю свою жизнь перебрала. И все никак не могла понять, почему она такая несчастливая. Вот уж правду говорят, не родись красивой…
Все только хотят. А любить боятся.
— Господи, ну почему так все плохо? — причитала Татьяна уже вслух. — Почему?
Устав плакать, устав ждать звонка, Татьяна подошла к телефону и отключила его. Все! Хватит!
Она свято верила, что сейчас ляжет и уснет. Но уже через десять минут поняла, что это совершенно невозможно. Подключив телефон, Татьяна набрала номер части Бакшинскаса. Он должен был дежурить.
— Это я.
— Танечка. У меня не было возможности позвонить раньше. Только сейчас один остался. Сижу и думаю. Звонить или нет. Поздно уже. Почему ты молчишь?
— Я не молчу.
— У тебя все хорошо?
— Да.
— Мне кажется, ты очень грустная. Это так?
— Так.
— Почему?
— Не знаю.
— У тебя неприятности на службе?
— Нет… Не знаю… Наверное…
— Танечка, не грусти. Спокойной тебе ночи. Хороших снов. До свидания?
— Илгонис, ты позвонишь завтра?
— Не знаю. Если смогу.
— А послезавтра?
— Позвоню.
Татьяна положила трубку первой, чтобы опередить его, чтобы не слышать душераздирающих коротких гудков (он всегда почему-то клал трубку первым).
Она отошла от телефона и включила Стиви Уандера. Вот и все. Вот и поговорили. Вот и все.
Звонок раздался ровно через минуту.
— Танечка, я давно хотел тебя спросить. Только не знал. Наверное, это надо не по телефону. Скажи…
Илгонис говорил медленно и делал почти после каждого слова огромные паузы, в которые Татьяна проваливалась, уже летела в зияющую черноту, но тут у Бакшинскаса рождалось наконец очередное слово — оно-то и вытягивало Татьяну наверх.
— Танечка. Я очень. Боюсь. Твоего отказа. Понимаешь? Я не знаю. Смогу ли сделать счастливой. Такую женщину.
«Господи, про что он? — заметалось в Татьяниной голове. — Какую женщину?»
— Танечка. Наверное, так не делают. Наверное, руку и сердце предлагают не по телефону. Но я… Что с тобой? Ты плачешь? Танечка, ты плачешь? Скажи что-нибудь.
Но Татьяна не могла ничего сказать. Не могла. Сев на пол и прижимая одной рукой драгоценную трубку к уху, другой она зажимала рот, чтобы заглушить рыдания. Но, прорываясь сквозь растопыренные пальцы, они получались еще громче. И заглушали Стиви Уандера, который уже допевал последние строчки своей песни.
СТИХИ
ЖЕЛТОЕ С ФИОЛЕТОВЫМ
Оле
Желтое с фиолетовым — Это маняще и странно. Завтраки эти с омлетами Опостылели несказанно. Чай? Кофе? Булку? Масло? Боже, ну сколько может В этих словах напрасных Повторяться одно и то же? Пусть тараканьи обои, Пусть неустроенность скита, Только б остаться собою, Тою, еще не забытой. Робко открыться первому Встречному на дороге. Понятою быть верно Странником этим убогим. И увязаться босою За ним и душой и телом, И умываться росою Под взглядом его неумелым. Желтое с фиолетовым. Разве такое бывает? Завтрак с привычным омлетом. Кофе уже остывает…