Знамение. Вторжение
Шрифт:
Я возвращаю взгляд вперед, и мутными от усталости глазами сморю на панораму, которая все шире открывается мне по курсу плывущей вперед яхты. В сторону огромного, насколько хватает взгляда, горизонта, где очень далеко вдали темно-синяя кромка моря соприкасается с бледной синевой чистого безоблачного неба, образуя тонкую, длинную и безупречно ровную линию горизонта.
Двигатели исправно работают, мерно отстукивая ритм. Монотонный плеск воды успокаивает голову после пережитых испытаний. Теплый ветер ранней осени перебирает мои отросшие волосы и холодит небритое лицо. Я чувствую себя странно. Отрешенно. Обездвиженно. Апатично. Будто внезапно снова очутился в некогда пережитом
Моторы гудят и яхта разгоняется до максимальной скорости, все дальше отдаляясь от берега и глубже вторгаясь в безграничную синеву. Теперь мы точно в безопасности. И надо бы прийти в себя, взбодриться и приняться за дело. Но я по-прежнему не могу себя заставить пошевелиться.
Мысли в голове вяло и неохотно перетекают из одной в другую, медленно перебирая необходимые к выполнению действия. Ведь отдыхать еще рано. Прежде всего, нужно проверить лежащего на палубе в метре от меня мужика. Узнать наверняка, жив ли он и представляет опасность, или же мертв. Если он выжил, то, вероятно, мне нужно его либо связать, либо запереть в одной из кают, тем самым обезопасив нас от возможного с его стороны нападения. Или попросту скинуть мерзавца за борт, позволив судьбе самой распорядиться его жизнью.
Потом следует побеспокоиться о супруге, осмотреть ее живот и проверить общее состояние, надеясь, что плоду не были нанесены повреждения, а течение беременности не поставлено под угрозу.
Далее, следует обработать ссадины на лице старшей дочери. Для этого стоит поискать на яхте аптечку, которая должна где-то быть, судя по очевидной щепетильности хозяина. Также следует обработать свои уши, расцарапанные в кровь, когда я протискивал голову через створки ворот.
И далее — «по — списку»… Когда мы достаточно далеко отдалимся от берега, то остановить яхту и разобраться как скинуть якорь, чтобы нас не отнесло обратно к городу. Обойти помещения лодки и найти каюты, где можно разместиться. Отыскать запасы воды и еды, чтобы понять, много ли ресурсов имеется в нашем распоряжении. Изучить приборы на панели управления и выяснить каковы резервы топлива.
Можно еще попытаться понять как пользоваться парусами, которые сейчас аккуратно скручены в рулоны, закреплены по нижнему периметру мачты и «упакованы» в синие защитные чехлы. Однако иллюзий на этот счет у меня нет. Надо честно себе признать, вряд ли у человека, никогда ранее не имевшего практики морского дела, получится управлять яхтой при помощи ветра.
Однако, как бы я не заставлял себя начать действовать, моё изможденное тело, будто приклеенное к креслу, продолжает оставаться на месте, а руки держаться за рычаги управления двигателями, будто если я их отпущу, то лодка вдруг двинется назад, обратно в тот кошмар, который мы чудом избежали.
— Он не пинается, — вдруг доносится слабый всхлип супруги, прервав течение моих мыслей.
— Что? — спрашиваю я, пытаясь понять о чем говорит жена.
— Он не пинается! — с жалобным стоном повторяет она, скукожив в скорбной гримасе лицо и суетливо поглаживая оголенный живот, виднеющийся над вздернутой тканью водолазки…
Пленник
С тяжелым сердцем, стараясь найти правильные слова утешения и определить нужную последовательность действий для реагирования на обозначивающуюся проблему, я заставляю себя покинуть пост, присаживаюсь рядом с супругой и осторожно приобнимаю ее за худые плечи.
На левой стороне её живота налилась заметная, на глазах
— Пожалуйста, давай не будем паниковать раньше времени, — пытаюсь успокоить я супругу.
— Паниковать раньше времени?!! Серьезно?!! Ты что, не видишь что произошло?!! — визгливо кричит в ответ она, стрельнув в мою сторону оскорбленным взглядом.
— Это ничего не означает. С ребенком все будет хорошо. Сама же знаешь, природа сделала так, что плод находится в пузыре, чтобы минимизировать внешнее воздействие… В любом случае все что случилось — уже случилось. Лучшее, что ты можешь сейчас сделать — это прилечь и успокоиться, — нарочито ровным и менторским тоном говорю я ей, сам не веря своим словам, и внутренне ужасаясь размеру разлившегося по коже живота синяка и масштабу возможных последствий, которые нас могут ожидать.
— Иди сам приляг, — брезгливо огрызается она, — ты разве не видишь?!! Смотри! Я его убила! Убила! Ты меня понимаешь?!! — кричит она, показывая пальцем в живот, проигнорировав мои робкие рассуждения о природе беременности.
— Я понимаю тебя. Прости меня, родная… Но тебе нужно…
— Да что ты постоянно извиняешься! За что? — перебивает меня она, — при чем тут ты?!! Я сама его убила! Сама! Понимаешь ты меня или нет?!! — всхлипывает она и принимается надрывно рыдать, сотрясаясь всем телом. Я замолкаю и жду, пока она успокоиться, понимая причину её бурной реакции. Ведь не мне судить ее, пережившую когда-то две замершие беременности, а после долгое время физически и психологически восстанавливаться, найдя при этом моральные силы пробовать завести детей снова.
С трудом мне удается поднять ее на ноги и отвести в небольшое помещение, сразу за задней палубой, служащее столовой и кухней, и уложить на неширокий, выгибающийся полукругом светлый диван, обустроенный вокруг стола неправильной формы.
— Он не пинается… Не пинается… Пожалуйста, прошу тебя, пни ножкой, сладкий мой…, - продолжает всхлипывать она, обращаясь к ребенку, зреющему в ее чреве. Потом она осторожно переворачивается на бок и поджимает ноги, не прекращая водить рукой по низу живота, и позволяя слезам стекать по щекам и капать на кожаное покрытие дивана, оставляя темные, расплывающиеся пятна.
Девочек я также уложил рядом с матерью, пристроив возле ног супруги. Их лица, несмотря на разницу в возрасте, стали удивительно похожи друг на друга. По-детски пухлые щечки одинаково опали. Крохотные подбородки обострились. Под круглыми растерянными и испуганными глазками разлились широкие темные круги. Обе — чумазые, вымазанные в дорожной пыли, с высохшими на носу и щеках слезами и соплями, а у старшей — еще и кровавые разводы от полученных при падении царапин. А спутанные волосы, чудом все еще сдерживаемые позади мышиными хвостиками, спереди выбились из резинки, и то и дело падали деткам на лоб.
— Папа! Теперь… мы… убежали? — робко, с усилием подбирая слова, спрашивает у меня старшая, устраиваясь в узкой ложбинке между спинкой дивана и бедром супруги, и я замечаю, что веки дочери тяжелеют и она вот-вот провалится в сон.
— Да. Мы убежали. А вы, девочки мои, — больший молодцы. Вы втроем с мамой отлично справились.
— Я не справилась. Я упала…, - возражает мне дочь, вспоминая про свои ранки и, смешно морщась, легонько ощупывает поврежденные места пальцами.
— Ничего страшного. Даже большой дядя бы тоже упал на твоем месте. А ты — быстро поднялась и побежала дальше. Без тебя у нас ничего бы не получилось. Ты — самая настоящая крутышка.