Знамение
Шрифт:
— Ты упомянула имя Финна?
— Нет.
— Как тебе понравился епископ Гримкелль?
— Понравился. Но по его поведению я почувствовала, что у него также есть серьезные проблемы.
— Ты права. — Кальв осмотрелся. — Быть епископом конунга Олава весьма непросто.
Они вышли со двора. Она было хотела вернуться, но он взял ее за локоть и повел по дороге, шедшей вдоль реки.
Они прошли мимо несколько дворов и пошли дальше по переулку, где располагались лавки торговцев. На берегу реки стояла кузница; они вошли в нее.
Кальв пожелал купить для нее одну из них. Но Сигрид они не понравились, и она выбрала пряжку старого образца.
Когда они снова вышли на улицу, Сигрид почувствовала усталость. Спросила, нельзя ли где-нибудь присесть и отдохнуть. Они выбрали покрытое травой место на склоне, сбегавшем к реке.
Он обнял ее за плечи и, несмотря на то, что она вздрогнула, не стал убирать руку. Сигрид сидела и смотрела в сторону Ладе. Эльвир бывал в Ладе много раз во времена правления там ярлов, и она по его описанию узнала отвесный горный склон в Ладе. Вспомнила о Торберге Строгале, который сделал «Длинного змея».
Затем она посмотрела ввысь на голубое небо, где легкие летние облака подобно морским волнам гонялись друг за другом. Мысли ее вернулись к беседе с епископом Гримкеллем, и она стала размышлять над его утверждением, что Эльвир одержал победу в смерти. Она не могла понять, что он понимал под этим. Энунд однажды сказал, что смерть может явиться победой того, кто пал за свою веру. Но Эльвир умер не так; его просто убили, бессмысленно, не поняв происходящего. Его смерть не была героической.
Мысли ее летели. Она видела перед собой жестокое лицо Финна Арнисона, затем короля Олава. Мысли бежали подобно волнам облаков по небу.
Солнце уже прошло полпути, когда она очнулась, обнаружив, что заснула, положив голову на плечо Кальва.
Он улыбнулся ей.
— Хорошо поспала?
Проснулась она с тяжелым, болезненным чувством. Такое часто случалось с ней после смерти Эльвира. Объяснить это Кальву ей было трудно. То, что она сидела, прижавшись щекой к его прогоркнувшему плащу, вызывало в ней противоречивые чувства. Она была рада тому, что он добр к ней. И в то же время именно эта доброта заставляла ее испытывать к нему неприязнь. Пожалуй, легче было бы ненавидеть его, грубо, издевательски разговаривать с ним. Мгновенно появилось желание уколоть его самолюбие.
— Неужели ты можешь полагать, что я у тебя буду спать хорошо! — произнесла она горько.
Он посмотрел вниз.
— Нет, ожидать столь многого я пока не могу, — ответил он.
Она поняла, что укол ее ушел в пустоту и, на мгновение пришла в ярость, готова была закричать. Но тотчас же взяла себя в руки, заставила мыслить ясно.
Эльвир мертв. Ничто не может вернуть его. Жизнь должна продолжаться без него, и она ради себя и детей обязана наилучшим образом воспользоваться сложившимися обстоятельствами. Кальв не виноват в том, что случилось в Мэрине.
— Люди сегодня чувствуют себя усталыми, — произнесла она с принужденным смехом. — Пока я разговаривала с епископом, священник Йон заснул.
Кальв захохотал, и Сигрид обратила внимание, что смех его безжалостен.
— Йону больше всего нравится спать или есть, — произнес он.
Они поднялись с травы, сначала она, потом он, и направились обратно к королевской усадьбе.
После обеда Сигрид и мальчиков пригласили к конунгу. Когда они пришли, епископ уже был там.
— Епископ Гримкелль сообщил мне, что ты можешь принять крещение в любое время, — начал король. — Я желаю, чтобы ты вместе с сыновьями крестилась завтра утром.
— Да, мой господин.
— Он рассказал мне также, что Эльвир умер христианином. Поэтому я выражаю согласие на его захоронение в священной земле.
Сигрид посмотрела на него.
— Почему Эльвир, когда был в Каупанге, не рассказал мне об этом? — продолжал конунг. — Он мог бы сам стать лендманом в Эгга, если бы пожелал.
Сигрид не ответила.
— В том, что Эльвир пал в Мэрине, он виноват сам, — сказал Олав. — И если этой весной жертвоприношений не было, то мне известно, что жертвы приносили богам неоднократно зимой. Поэтому остальные, кто понес наказание в Мэрине, получили по заслугам. — Он немного помолчал. — Об этом разговаривать нечего, — заявил он. — Что касается лично тебя, ты в результате происшедшего не теряешь ни имущества, ни положения. Для детей же твоих завтра я сам буду крестным отцом.
Сигрид взглянула на мальчиков. Она понимала, какая это честь, даже если и сомневалась, что дети оценят ее.
Но конунг сейчас выглядел более мягким, чем при прошлой встрече, и она подумала, не осмелиться ли?..
— Конунг, — осторожно произнесла она и продолжала, когда он согласно кивнул головой. — Среди тех, кого судили в Мэрине, было много людей, не имевших отношения к жертвоприношениям…
— Они были крещенными?
— Не знаю.
Король стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла и воскликнул:
— Я не желаю больше слышать ни одного слова про Мэрин!
Сигрид вздохнула с облегчением, лишь, когда она с мальчиками очутилась во дворе.
Обряд крещения состоялся, как и сказал король, на следующий день.
Сигрид опустилась в церкви на колени, давая свой обет. Она чего-то ждала: обновления или знака от Бога, что Он ее принял в свое лоно. Но ничего такого не случилось.
Мальчики стояли на коленях подле нее с обеих сторон. Олав обещал следить за тем, чтобы они остались верны истинной вере. «Не сомневаюсь в этом», — подумала она.
Она попыталась поймать взгляд Грьетгарда, когда они вышли из церкви, но он отвернулся. И на мгновение ее пронзила тупая боль.