Знамение
Шрифт:
Прошлым вечером она нашла место, где могла побыть наедине с сыновьями. В королевском Каупанге сделать это было нелегко; она уже знала, что уши у короля повсюду. Даже приближенные конунга оглядывались перед тем, как начать говорить.
Мальчики были злы.
Грьетгард резко спросил, не думает ли конунг, что его крестное отцовство стало вирой за усадьбу в Эгга. И добавил, что проживет и без этой чести. Он может отомстить за отца, не став убийцей своего крестного отца.
Турир говорил меньше, но Сигрид обратила внимание на его сжатые кулаки.
Она гордилась ими и в тоже время немного боялась за них. Они так молоды, могли легко, не подумав, начать действовать. Она попыталась успокоить их.
Говорили они и об участии Кальва в мэринской бойне, и ей показалось, что она должна защитить его. Но тут же между ней и сыновьями пролегла пропасть.
Грьетгард презрительно спросил:
— Так-то ты беспокоишься об отце?
Она пыталась объяснить, но не смогла проложить моста через пропасть между ними.
Кальв торопился с женитьбой, и Сигрид не могла найти причины для отсрочки свадьбы, как не старалась. Король, пообещавший устроить в их честь пир, также считал, что ждать не стоит, кроме того, он в скором времени собирался покинуть Каупанг.
Был прекрасный летний день, когда Кальв Арнисон и Сигрид Турирсдаттер стояли перед алтарем в церкви святого Клемента и клялись в верности союзу, заключенному между ними. Одним из свидетелей был сам епископ. Он и благословил их союз. Конунг с хёвдингами и ярлами, одетые по-праздничному, также присутствовали на церемонии.
Сигват Скальд не пришел. Сигрид не видела его с того утра, когда они разговаривали в церкви. Кальв сказал, что Сигват уехал в свою усадьбу Стьердал.
Солнце светило так, что больно было глазам. Ласточки щебетали, ныряя в свои гнезда, расположенные под крышей церкви и вылетая из них. Но Сигрид думала о другой свадьбе; клятвенное обещание давали в темном небольшом языческом храме, и спокойная сильная рука лежала на клятвенном кольце.
Голос Кальва звучал твердо, когда он произносил слова клятвы, ее же голос был далеким и чужим. И она сама не знала, что говорила.
Таков мой совет:Пока еще не поздно,клятвы не нарушай…Словно эхо из другого времени пришел к ней голос Эльвира с этими старыми словами.
И потом, когда они принимали поздравления конунга Олава и королевы Астрид, слышала она издалека, но все же ясно, насмешливый, поддразнивающий хохот Эльвира.
Ее мальчики также чувствовали себя здесь чужими. На их лицах было написано безразличие. Они стояли, прижавшись друг к другу, и не подошли, чтобы пожелать счастья ей и Кальву.
А Финн Арнисон подошел. Сигрид затрясло, когда она увидела его. Она не сталкивалась с ним лицом к лицу после налета на Мэрин.
— От имени всех наших родичей я приветствую тебя, — произнес он.
— Благодарю, — ответила она. Но когда он протянул ей руку, она ее не приняла. Они долго стояли и холодно смотрели друг на друга, потом Финн пожал плечами и отошел.
Во время пира в королевском зале Сигрид сидела рядом с королевой Астрид и не могла сказать ничего, кроме того, что королева похожа на свою тетю Холмфрид дочь Эрика.
— Ты знакома с ней? — улыбнувшись, спросила королева.
— Да, — ответила Сигрид. — Я не только знаю ее, но и люблю.
— Многие любят ее, — сказала королева. — Ко мне она всегда относилась хорошо, никогда не обращала внимания на то, что я… — Она замолчала.
Сигрид понимала, о чем она думает. Королева Астрид была дочерью наложницы; рассказывали, что ей в детские и юношеские годы пришлось вытерпеть многое от королевы Олава Шведского.
И Сигрид рассказала, как она впервые встретилась с Холмфрид, когда та приняла сына Рагнхильд. Астрид рассмеялась так весело, когда Сигрид рассказала ей о своем смущении, что король вопросительно посмотрел на них. Но он был в прекрасном настроении и даже улыбнулся.
Сигрид узнала, что Холмфрид живет в своей усадьбе с дочерью Гуннхильд.
Но постепенно разговоры и смех в зале становились все громче, и быть услышанными, не повышая голоса, было уже невозможно. Сигрид больше слушала и смотрела вокруг себя. Очаги потухли, зал освещали жировые лампы и факелы. Большой кубок с медом еще раз пошел по кругу, кое-кто начал пить одновременно из небольшого рога. Только для короля и его ближайшего окружения за столом было подано вино.
По залу ходили рабы с чашами для омовения рук; со столов сняли скатерти, и кости, грудами скопившиеся на полу после трапезы, были унесены.
Сам зал был огромным, больше нового зала в Эгга.
Однако по убранству он был прост. Только сидение короля и столбы по обе стороны от него были искусно украшены резьбой. На стенах висели гобелены и ковры. Сигрид горько улыбнулась, ибо многие из них раньше принадлежали ей. Остальные не свидетельствовали о хорошем вкусе короля.
Ей было интересно, что подумал Грьетгард, когда после крещения получил от короля в подарок право владеть кораблем отца.
А Турир, видимо, чувствовал себя негодяем и подлецом, когда король одарил его усадьбой, ранее принадлежавшей знакомому им человеку.
Со смехом, шумом и двусмысленными шутками гости проводили их в закуток, где они должны были спать. Все удалились, и Кальв с Сигрид остались одни.
Она села на кровать (больше сидеть было не на чем) и немного подвинулась, когда он уселся рядом с ней. Он сидел и молчал, разглядывая свои руки. Она изредка тайком посматривала на него; у него был вид несколько неуклюжего шестнадцатилетнего подростка. Наконец она прервала молчание.
— Сколько тебе лет, Кальв? — спросила она.