Знаменитость
Шрифт:
– Ну, знаешь, Палыч, – перевел дух Алеша. – Тебе еще надо работать над собой…
– Вот и я говорю! – возликовал капитан. – Работать еще есть над чем. А жена упорно не понимает. Говорит – не прекратишь дома репетировать – разведусь! Все боится – стану я звездой эстрады, сразу женщины вокруг виться станут. Ей же не объяснишь! А талант в землю зарыть, от людей спрятать – это преступление, я считаю. Особо тяжкое! Вообще, думаю, из ментуры уйти, песни сочинять и петь! Ну, давай за талант! – предложил воодушевленный капитан.
А Алеша уже снова был вдребезги пьян. Он едва сидел на стуле, поводя по сторонам мутнеющими зрачками. Но, к счастью, водка в наших стаканах была последней. И это сулило шанс наконец-то вырваться из отделения.
– Ну, мы пойдем, Пал Палыч? – попросил я. – Алеша уже никакой. Я его провожу.
Не встречая сопротивления, я поднял певца подмышки. Он вяло потянул на плечи белый пиджак.
– Эх, жалко расставаться! – посетовал мент. – И с вещдоком этим надо что-то делать, – продолжал он, держа в руках коробку с пленкой подпольного концерта, неудачно начавшегося сегодня, а затем и вовсе прерванного на середине. Похоже, они тут слушали запись, пока я бегал за водкой.
– Эх, неплохо ты сегодня первую песню исполнил! – похвалил капитан. – На должностное преступление иду, между прочим, ради нашей дружбы, – он озирался, что-то потеряв у себя в кабинете. – А что делать? Талантливый человек, должен выручать талантливого человека…
Оказывается, он разыскивал обыкновенные ножницы. Здоровенными ручищами капитан сперва разодрал на части картонную коробочку, потом с громким треском надломил пластиковую бобину, на которую была намотана пленка.
– Был вещдок – и нет вещдока! – весело подмигнул он Алеше, начиная кромсать ножницами саму пленку на мелкие кусочки.
Певец сфокусировал взгляд на том, что делал сейчас капитан. Его только что улыбавшееся лицо как будто передернула судорога боли.
– Ты что делаешь, сука! – заорал Алеша Козырный. – Мент, поганый!
Не понимаю, откуда взялось резвости в этом теле, которое, только что еле стояло на ногах. Я не успел его схватить, когда певец ринулся с кулаками на капитана. Тот тоже не ожидал. Не сразу выпустил ножницы и искромсанную пленку, поэтому Алеша даже успел один раз ударить его по скуле. Потом уже только бестолково молотил руками по воздуху. Огромная ладонь капитана держала его за шею.
– Дежурный! – заорал капитан.
В дверях мгновенно возник прапорщик Никитенко. При взгляде на происходящий в кабинете бардак, его глазки злорадно блеснули.
– Надо их попридержать до утра, – пояснил капитан. – Отпустить хотел, но теперь вижу – пьяные еще совсем. Набедокурить могут. Оформлять не надо. Какая там у нас свободная камера? Пусть до утра перекантуются, в себя придут – тогда отпустишь…
При этом капитан избегал смотреть нам в глаза. По-моему, он испытывал чувство вины. А меня даже не сразу настигло осознание, что самое страшное, чего я пытался избежать весь день, все-таки случилось! А когда понял, от отчаяния мог только озираться по сторонам, не в силах изобрести уже никакой возможности спастись. Так и крутил головой энергично и жалобно, пока решетчатая дверь камеры не захлопнулась гулко за спиной.
Вся оставшаяся ночь должна была превратиться в ожидание беды и угрызения совести – как близко было спасение, и как глупо я его упустил. Но сложилось гораздо проще. Мерзкий железный скрежет открывающейся двери разбудил меня около двух часов ночи. В дверном проеме возникли трое ментов. Без кителей, в расстегнутых рубашках. Первым стоял прапорщик Никитенко. Он похлопывал себя по ладони резиновой милицейской дубинкой и переводил взгляд с меня на Алешу и обратно.
– Ну, и который из вас называется «лейтенант Фролов»? – его тихая интонация не сулила ничего хорошего. – Ты правильно рассудил сучонок, что второй раз я туда звонить не стану. Но только одно не учел…
Тут он сделал драматическую паузу, собираясь подольше насладиться тем страхом, который, как ему казалось, он вызывал у нас.
– Ваш придурошный капитан смену сдал и ушел. А мы – остались. И теперь отблагодарим вас по-своему… Как умеем!
6
Следующим утром, выдворенные из оперчасти, мы медленно брели вниз по горбатой и узкой старинной улочке. Солнце, еще не набравшее силу, било нам в спины, отбрасывая вперед две длинные, несуразные тени.
Алеша брел молча. Периодически трогая необъятный синяк, растекшийся вокруг левого глаза. Эта новая деталь внешности не добавляла ему комизма, и не вызывала справедливого злорадства. Певец нисколько не напоминал себя вчерашнего, а тем более позавчерашнего. От обостренно-веселого куража не осталось и следа. Он ссутулился и как будто стал ниже. Отвисшие полы белого пиджака болтались на нем, как грязная половая тряпка. Костюм был весь в разводах от пролитого вина, или от грязи в камере. Шикарное произведение портняжного искусства впору было выбрасывать на помойку.
Алеша видимо почувствовал мой взгляд и обернулся.
– Ты не бросай меня, Сережа! – потупившись, глухим голосом забормотал он. – Пожалуйста! Худо мне. С ума схожу. Перед всеми виноват!
Как будто мне не было худо, и как будто я не был перед всеми виноват! Теперь, после того, как с ним связался…
– Вообще жить не могу… Побудь еще немного со мной. Потом домой пойдешь…
Алеша умолял так, словно и, правда, у него была какая-то совесть. И как раз этим летним утром начался ее отчаянный припадок. Он даже вцепился в рукав моего пиджака и неловко потянул. От чего я едва не взвыл – отбитые в камере ребра пронзили ослепительной болью. Может быть, мне их даже сломали? Дышать получалось еле-еле, каждый вдох проходил через боль.
– Ой, прости, пожалуйста! – спохватился Алеша, глядя, как я, скривившись и держась за бок, урывками хватаю ртом воздух. – А хочешь, я тебя пивом угощу? – придумал певец, заглядывая мне в глаза. – Давай, правда?
Он ждал моего ответа, как приговора, судорожно переглатывая кадыкастым горлом.
– Так денег же нет ни копейки? – возразил я. – И времени – одиннадцати нет. Еще не продают…
– Так с деньгами любой дурак пиво возьмет. А ты попробуй, без копейки на голом таланте? Как настоящие бродячие артисты… – продолжал лихорадочно уговаривать Алеша. – Я тебе должен, позволь хоть угощу…