Знаменитые авантюристы
Шрифт:
Разгневанная София подала жалобу царю. Тот, возмущенный поведением Мечислава, хотел было сослать его в Тобольск. Однако благодаря вмешательству братьев смягчил свой гнев. Мечислав должен был принести матери свои извинения, что он и сделал. Но согласия между ними уже никогда не было. Оба извлекли из этого конфликта урок — никогда не делать семейные раздоры всеобщим достоянием.
После этих бурных событий София навсегда перебралась в Умань. А Мечислав остался в Тульчине. Вскоре София вынуждена была выехать в Петербург, чтобы там следить за процессом, который давно вели против нее ее пасынки Станислав и Ярослав, сыновья Потоцкого от Юзефины, по поводу части наследства.
Тем временем
Летом 1821 года состоялась свадьба. Она стала одной из последних радостей, какие познала в своей жизни София.
Супруги Киселевы поселились в Тульчине, но не во дворце, где полновластно царил Мечислав, а в штаб-квартире Второй армии. Одно огорчало Софию — она не смогла участвовать в церемонии бракосочетания. Вынуждена была спешно выехать в Петербург, где Сенат готовился вновь рассмотреть затянувшуюся тяжбу о наследстве.
В Петербурге она впервые почувствовала себя плохо. Как потом выяснилось, это была неизлечимая болезнь, скорее всего рак матки. Теперь ее заботила лишь судьба младшей дочери — она спешила устроить ее счастье. Претендентов на руку Ольги было немало. Среди прочих мать отдавала предпочтение Милорадовичу — петербургскому генерал-губернатору. Однако сама Ольга не очень жаловала престарелого вояку. Потом появился еще один кандидат на руку Ольги — Павел Лопухин, тридцатитрехлетний офицер из древнего княжеского рода. Были и другие. Всех их Ольга одинаково одаривала своим вниманием, не останавливая, однако, свой окончательный выбор ни на ком. В этом походила на мать, что впоследствии станет особенно очевидно.
Разборчивость дочери огорчала Софию. Она спешила — ведь жить ей, она чувствовала, осталось недолго.
В декабре 1821 года София писала старшей дочери, что переживает все муки ада и ужасно страдает. Виной тому, как ей казалось, был петербургский климат. Но покинуть столицу не могла, так как спор с наследниками не был завершен. Наконец сообщила, что дело приняло для пасынков плохой оборот. «Ох! Если бы я чувствовала себя хорошо, как бы я радовалась окончанию процесса, который в течение восьми лет был моим мучением!» Добиться благоприятного исхода дела помог Киселев, прибегнув к помощи царя.
Между тем здоровье Софии катастрофически ухудшалось. Требовалось лечение за границей. Надо было спешить. За два дня до отъезда София написала подробное завещание. В нем скрупулезно изложила свою волю. Отдала должное старшему сыну, штаб-ротмистру конного лейб-гвардии полка Александру, хвалила Болеслава, благословила дочерей — Софию и Ольгу. Сурово осудила Мечислава, отказав ему в праве на долю наследства. А оно оказалось огромным: движимое и недвижимое имущество общей стоимостью свыше 10 миллионов рублей. А ведь это была только часть (притом меньшая) огромного состояния ее мужа Станислава Щенсны Потоцкого. Ей принадлежали земли в Киевской, Подольской, Херсонской и Екатеринославской губерниях с 37 тысячами крепостных душ мужского пола. В числе движимого имущества: многочисленные стада скота, верховые и рабочие лошади, драгоценности, наконец, крупные суммы денег, обеспеченные серебром и золотом.
Александру достались 8 тыс. крепостных, земли на Умани и Софиевка. Болеславу — 8 тыс. крепостных, поместье Ольгополь, не считая лошадей, мериносных овец и многого другого. На долю дочерей пришлось по 5 тыс. крепостных, драгоценностей на 30 тыс. дукатов и фамильное серебро на 20 тысяч. Оставшиеся 8 тыс. крепостных предназначались в фонд уплаты долгов в размере 7 млн. польских злотых. Не забыла она и своего первенца Яна Витта. Ему завещала 100 тыс. дукатов, дом со всем имуществом и просила своих детей от второго брака всегда питать к нему уважение и симпатию, относиться как к отцу.
Похоронить себя она просила в склепе в Умани, отпевание произвести в православном соборе. Исполнителями последней ее воли назначила генералов Милорадовича и Виттгенштейна. Как свидетели завещание подписали — дипломат князь Куракин, тайный советник и член Государственного совета Ланской, вице-адмирал Шишков, адмирал Мордвинов и дипломат Морков.
В июне 1822 года София спешно покинула Петербург. Путь ее лежал в Берлин. Здесь, как полагали врачи, она сможет получить квалифицированную помощь. Увы, она была обречена. Последней радостью стало для нее известие, что дочь София родила ей внука.
В своем письме к Софии, написанном очень неразборчивым почерком, она говорила о мучительных болях, надеясь, однако, что берлинские светила помогут ей. В то же время умоляла дочерей приехать к ней проститься. Они прибыли в Берлин и находились у постели умирающей матери. Больше нам ничего не известно. София Главани-Витт-Потоцкая скончалась 24 ноября 1822 года.
Царь Александр I выразил соболезнование родным и разрешил перевезти останки в Россию, но прусские власти не спешили дать свое согласие. Как поступили дочери, мы уже знаем.
София Потоцкая закончила свою бурную жизнь и обрела вечный покой в Умани. Впрочем, это не совсем точно сказано. Десять лет спустя земли под Уманью были конфискованы в пользу государства Российского. Софиевка стала называться Царицын Сад и перешла в собственность царской семьи. Тогда же останки Софии перенесли из подземелья уманского собора в местечко Тальное, которое унаследовала от матери Ольга, ставшая женой генерала Льва Нарышкина. После 1917 года церковь, где находился прах Софии, приспособили для иных целей. Но и по сей день здесь в подземелье покоятся земные останки той, которую когда-то считали самой красивой женщиной Европы.
Завещание
Как сложилась судьба детей Софии Потоцкой?
Ее любимец генерал-лейтенант на русской службе Иван Осипович Витт был причастен к подавлению восстания декабристов, удостоен высочайших царских милостей. Его считали обер-шпионом и провокатором. Умер он в 1840 году, бездетным.
Александр Потоцкий оставил царскую службу, отказавшись от блестящей карьеры. В нем проснулись Чувства патриота, он вернулся в Варшаву. Во время восстания 1831 года на собственные деньги сформировал кавалерийский полк. После поражения эмигрировал. Состояние его было конфисковано. Он успел лишь небольшую часть поместить во французский и венский банки. С тех пор вел незаметную жизнь рантье, чаще жил в Риме, стал под старость чудаковатым. Умер в 1868 году.