Знаменитые авантюристы
Шрифт:
Члены Конвента вынуждены были написать о нем в Париж, после чего он был в марте 1795 года арестован за то, что без распоряжения и официальных полномочий гильотинировал несколько человек, осыпая их предварительно всякими оскорблениями.
Нередко такие любители, не умевшие управлять машиной казни, обрекали жертву на долгие мучения. К слову сказать, и профессионалы частенько допускали промахи по неопытности обращения с новоизобретенным орудием — то ли из-за недостатков конструкции, то ли еще почему. Так Пейрюссену (потомственному палачу города Бордо) во время казни нескольких человек пришлось опускать нож по многу раз, пока наконец ему удалось прикончить свои жертвы. За такую «нерасторопность» самого палача обвинили «в жестокости по отношению к приговоренным, которые не могли защищаться»?! Судья заявил ему, что теперь работу палача может выполнять любой гуманный человек и что в некоторых коммунах находятся даже патриоты, оспаривающие друг у друга честь выполнять функции национального правосудия. Все палачи, продолжал судья, должны благословлять Революцию, которая сделала их уважаемыми гражданами. Выходило, что Пейрюссен не уважал Революцию, поскольку не проявил себя с гуманной стороны, карая во имя закона. За это его бросили в тюрьму, и город лишился палача. Тогда его стали на время отпускать из тюрьмы для совершения казней.
Видаль, довольно долго исполнявший приговоры Революционного трибунала, тем не менее не заслужил прощения. Когда голова Робеспьера — вдохновителя террора — скатилась с плеч и кровавая вакханалия кончилась, палача-добровольца Видаля водворили обратно в тюрьму под особый надзор. Его приковали к скамье с неким Дешаном, одним из участников кражи века — похищения драгоценностей из государственного хранилища.
Преступление это наделало в свое время немало шума, о нем было объявлено с трибуны Конвента министром внутренних дел. Лишь пять лет спустя, в 1797 году, удалось напасть на след грабителей благодаря некой госпоже Корбен, сообщившей за обещанное вознаграждение сведения, которые и привели к раскрытию преступления. Сумма, в которую исчислялось похищенное, составляла семнадцать миллионов. При этом исчез знаменитый алмаз «Регент». Его история заслуживает отдельного рассказа.
Алмаз был найден в копях Голконды в 1701 году. Раб, который добыл его, решил утаить редчайшую находку. Он понял, что с помощью такого прекрасного камня добудет себе свободу. Недолго думая, он ударил себя киркой по ноге. Рваная рана оказалась достаточно глубокой, чтобы как раз спрятать в ней драгоценный камень. А сверху хитроумный раб наложил повязку из листьев. Таким образом ему удалось провести бдительных надсмотрщиков. Ночью он бежал. Проделав нелегкий путь, добрался до Малабара, где договорился с английским матросом, что тот тайком увезет его в трюме судна. В случае удачи невольник пообещал щедро оплатить услугу единственной ценностью, которой владел. Матрос был поражен, увидев необыкновенный алмаз. Желание немедленно завладеть им охватило его. Удар ножом — и он стал владельцем сокровища. На берегу матрос нашел ювелира и продал ему добычу за тысячу фунтов стерлингов. В свою очередь тот сбыл камень подороже. Целых двадцать тысяч фунтов стерлингов выложил за невиданный алмаз Томас Питт, английский губернатор Мадраса.
Когда о покупке столь редкого сокровища узнали в Лондоне, никто не поверил, что Питту действительно достался по такой сравнительно недорогой цене необыкновенный алмаз. Каким образом у него оказался камень весом в 400 карат? Всем казалось это подозрительным. Тем более что прошлое губернатора было покрыто мраком неизвестности. Болтали, будто он был когда-то пиратом. А раз так, то, возможно, алмаз — незаконная добыча морского разбойника.
Питт не стал ждать, когда его попросят представить доказательства на право владения алмазом. Тайком он передал камень лондонскому ювелиру, чтобы огранить его.
Известно, ценность алмаза зависит не только от его величины, но и от формы, придаваемой ему огранкой, от цвета, прозрачности. Причем огранка значительно меняет стоимость камня. И хотя при этом он теряет в весе, но чистота обработки, придающая алмазу блеск и «игру», повышает его цену.
Два года трудился ювелир над огранкой алмаза, найденного рабом в копях Голконды. И вот наконец камень вспыхнул еще более прекрасным, чудесным светом. Отныне его стали называть «Бриллиантом Питта».
Однако владел им Питт недолго. Он предпочел все же избавиться от столь известной и обременительной драгоценности. И в 1717 году успешно сбыл бриллиант регенту Франции герцогу Орлеанскому за три с половиной миллиона золотых франков.
По желанию герцога бриллиант был вновь огранен. И хотя при этом он опять изрядно «похудел» — вес его достигал 136 карат, — ценность его отнюдь не уменьшилась. С тех пор бриллиант стал собственностью французской королевской семьи. Сменив хозяина, он получил и новое имя — «Регент».
Похитив столь ценный камень, Дешан с сотоварищами попытался сбыть его в Париже. Но стоимость алмаза, определяемая в двенадцать миллионов, не могла не вызвать подозрения. Распилить его тоже было опасно: ювелир, который взялся бы за эту работу, мог донести. Решено было переправить камень в Англию. По наводке одного из дружков Дешана, опередив планы похитителей, алмаз отыскали в Туре. Он был зашит в токе некой госпожи Лельевр, которая не смогла из-за военных действий добраться до Лондона и решила сбыть товар в Бордо.
Дальнейшая судьба злополучного бриллианта также полна драматических коллизий. Он был снова похищен. На этот раз след камня отыскался лишь много лет спустя в Берлине. Немецкий ювелир продал его Наполеону, и тот велел вставить бриллиант в эфес своей шпаги. После падения Бонапарта «Регент» снова был продан на аукционе за шесть миллионов франков, а затем наконец оказался в Лувре.
Несмотря на пристальный надзор в тюрьме за такими, как Жосси, Видаль, Дешан, и другими закоренелыми преступниками (в числе их оказался и Видок), его не покидала мысль о новом побеге. Он решил прибегнуть к испытанному методу — притвориться больным, чтобы оказаться в госпитале. Первая часть плана удалась. Дальше все зависело от случая. Вскоре он представился. Фельдшер неосторожно оставил свой сюртук, шляпу, трость и перчатки на кровати Видока. Воспользовавшись этой оплошностью, переодевшись в чужое платье и изменив внешность с помощью заранее припрятанного парика и наклеенных бакенбардов, наш герой благополучно скрылся.
Однако и на этот раз его поймали. Видно, так уж на роду было у него написано — за удачей следовала неудача, он словно ходил по роковому кругу, испытывая судьбу. За смелость и отвагу, за неоднократные упорные попытки бежать из тюрьмы Видока прозвали королем риска. Поговаривали, что он оборотень, способный проходить сквозь стены, и даже в огне не горит, и в воде не тонет. И это действительно было так, во всяком случае, насчет воды. Однажды с моста он бросился в реку, спасаясь от жандармов. Была зима, течение бурное — преследователи были уверены, что беглец утонет. Но он спасся. В другой раз Видок прыгнул в реку из окна тюрьмы, воспользовавшись тем, что стража отвлеклась. Наступили сумерки, плыть было все труднее, он продрог, и силы начали изменять ему. Но удача и на этот раз сопутствовала ему.
В очередной раз его арестовали на ярмарке в Манте — городке под Руаном. Не помог и паспорт на имя некоего Блонделя. В нем опознали беглого Видока, и в инструкции сопровождавшим его жандармам говорилось, что «Видок (Эжен Франсуа) заочно приговорен к смертной казни. Субъект этот чрезвычайно предприимчив и опасен». До самого Парижа стражи ни на минуту не спускали с него глаз. Он понимал, что на этот раз все может кончиться печально. Выход был один — побег. Едва его поместили в Луврскую колокольню, оборудованную под тюрьму, как в ту же ночь Видок, перепилив решетку на окне, спустился по веревке, сплетенной из простынь, — и был таков.
Последовали новые приключения. Скрывался, переодевшись пленным австрийцем, служил на пиратском судне и знавал знаменитых корсаров Жана Барта и Поле, ходил с ними на абордаж, был канониром, тонул во время бури. В армии, куда снова вступил, получил чин капрала морской артиллерии. Но, как он сам говорил, роковая судьба, которой повиновался против своей воли, постоянно сближала его с людьми и ставила в обстоятельства, менее всего соответствующие его благим намерениям. Из-за этой несчастной склонности случилось, что и не помышляя участвовать ни в каких тайных обществах, существовавших тогда в армии, он волей-неволей оказался посвященным в секреты одного из них.