Знаменитые мистификации

Балазанова Оксана Евгеньевна

Как известно, добротное историческое исследование должно опираться на относящиеся к изучаемой эпохе рукописи. Будучи историком-любителем, Сулакадзев составлял описания древнерусской культуры – быта, торговли, обрядов, ловко сочетая почерпнутое из подлинных списков с собственными домыслами, для подтверждения которых приходилось изготавливать фальсификаты.

То немногое, что известно о самом Сулакадзеве, заимствовано из его собственных мемуаров, а мемуарам фальсификатора доверять рискованно. Александр Иванович получил неплохое, но, в общем, поверхностное образование. Его интересовало все – от драматургии до воздухоплавания, он внимательно следил за последними достижениями техники, хиромантии, был поклонником графа Калиостро. «В Петербурге, – вспоминал один из современников, – было одно не очень благородное общество,

члены которого, пользуясь общею тогда склонностью к чудесному и таинственному, сами составляли под именем белой магии различные сочинения, выдумывали очистительные обряды, способы вызывать духов, писали аптекарские рецепты курений и т. п. Одним из главных был тут некто Сулакадзи, у которого бывали собрания, и в доме его висел на потолке большой крокодил».

Идя в ногу со временем, Сулакадзев увлеченно собирал предметы старины. При этом, стремясь увеличить ценность своей коллекции, он начал снабжать подлинные документы приписками, указывающими на их древность, а затем и просто фальсифицировать рукописи. Однако, в отличие от Бардина, который изготавливал новые списки уже известных памятников, Сулакадзев предпочитал сам сочинять произведения древнерусской литературы.

Как-то в марте 1807 года Гавриил Романович Державин рассказывал своим друзьям об антикваре Сулакадзеве, в коллекции которого имелось большое количество древностей, в том числе новгородские руны и костыль Ивана Грозного. Алексей Оленин, которого Державин пригласил осмотреть собрание, сообщил, что уже с ним знаком. «Мне давно уже говорили о Сулакадзеве, – сказал он, – и я, признаюсь, по страсти к археологии не утерпел, чтобы не побывать у него. Что же, вы думаете, я нашел у этого человека? Целый угол наваленных черепков и битых бутылок, которые выдавал он за посуду татарских ханов, отысканную будто бы им в развалинах Сарая, обломок камня, на котором, по его уверению, отдыхал Дмитрий Донской после Куликовской битвы, престрашную кипу старых бумаг из какого-нибудь уничтоженного богемского архива, называемых им новгородскими рунами; но главное сокровище Сулакадзева состояло в толстой уродливой палке, вроде дубинок, употребляемых кавказскими пастухами для защиты от волков: эту палку выдавал он за костыль Иоанна Грозного… Когда же я сказал ему, что на все его вещи нужны исторические доказательства, он с негодованием возразил мне: “Помилуйте, я честный человек и не стану вас обманывать”».

Этот рассказ на некоторое время охладил энтузиазм Державина. Но в 1810 году он все-таки решил посетить Сулакадзева – вместе с Мордвиновым, Шишковым, Дмитриевым и Олениным. Известие о визите столь важных особ несказанно обрадовало коллекционера. «Так этот Дмитриев – министр юстиции? Так этот Мордвинов – член Государственного совета?» – спрашивал он.

На Гаврилу Державина собрание Сулакадзева произвело сильное впечатление. Особый интерес вызвали «Ответы новгородских жрецов», записанные рунами, которыми новгородцы якобы пользовались еще до принятии христианства, – Державин попросил скопировать текст и впоследствии издал его в переложении на русский.

Некоторые подделки Сулакадзева появлялись как своеобразные подарки влиятельным лицам. Так, в 1819 году перед поездкой в Валаамский монастырь Александра I вышел труд «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря», где Сулакадзев, ссылаясь на несуществующие рукописи из своего собрания, рассказал о посещении Валаама апостолом Андреем Первозванным. Если верить автору, кроме острова тот почтил своим вниманием место, на котором впоследствии возникло село Грузино. Весьма полезное открытие – ведь именно там находилось имение графа Аракчеева!

Впрочем, в коллекции Сулакадзева находились и подлинные вещи, причем первоклассные. Она была одной из наиболее значимых в России – и по объему, и по ценности рукописных и печатных материалов. Современники же считали, что она совершенно уникальна – труды Сулака-дзева, который пополнял свое собрание за счет фальшивок и старательно распространял слухи о древности новых поступлений, не пропали даром.

В 1832 году, после смерти коллекционера, его вдова пыталась продать коллекцию рукописей за 25 тысяч рублей. Это была фантастическая сумма – заплатить столько не был готов никто. В результате удалось продать лишь небольшую часть собрания. Спустя полвека вещи из коллекции Сулакадзева предлагались в лавке петербургского

книготорговца Шляпкина по бросовым ценам. Значительная же ее часть бесследно исчезла, однако отдельным фальсификатам из этого собрания была уготована долгая жизнь.

Фальшивки Сулакадзева вызывали живой интерес не только у современников. В 1901 году была обнаружена его рукопись «О воздушном летании в России с 906 лета по Рождестве Христовом». Это произведение представляет собой свод встречающихся в древнерусских текстах упоминаний о попытках строительства летательных аппаратов. Причем первым русским воздухоплавателем оказывается Тугарин Змеевич – ближайший родственник Змея Горыныча. Сенсацией стала информация о том, что в 1731 году «нерехтец Крякутный фурвин сделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался жив». Из чего следовало, что за 50 лет до полета братьев Монгольфье на Руси был построен воздушный шар. Особой популярностью эта история стала пользоваться в годы борьбы с космополитизмом. Полет Крякутного описывался в школьных учебниках, а в Нерехте ему поставили памятник, у которого принимали в пионеры. В Большой Советской энциклопедии Крякутному посвящена отдельная статья, основанная на все тех же данных Сулакадзева. В 1956 году – в связи с 225-летним юбилеем исторического полета – была даже выпущена почтовая марка.

По окончании юбилейных торжеств рукопись наконец подвергли экспертизе – и выяснилось, что на месте слова «нерехтец» первоначально читалось «немец», вместо «Крякутный» было «крещеный», а вместо «фурвин» (что переводили как «мешок» или «шар») – Фурцель, то есть фамилия крещеного немца. Кто именно внес исправления в «О воздушном летании…» – сам Сулакадзев или кто-то из защитников приоритета России в области воздухоплавания, – сказать трудно. Впрочем, и само сообщение о полете кажется малодостоверным.

Посмертное явление другого труда Сулакадзева состоялось в 1923 году, когда архиепископ Винницкий Иоанн (Теодорович) при объезде своей епархии обнаружил пергаменную рукопись, датированную 999 годом. На ее полях имелись многочисленные приписки, из коих следовало, что в IX–XVII веках ею владели киевский князь Владимир, новгородский посадник Добрыня, первый Новгородский епископ Иоаким, патриарх Никон и другие не менее почтенные личности. Однако древнейшим этот список считался недолго: палеографический анализ показал, что сам документ относится к XIV, а приписки – к XIX веку. Споры о подлинности рукописи прекратились после того, как удалось доказать, что она когда-то принадлежала Сулакадзеву.

С именем этого коллекционера связывают появление еще одной знаменитой фальшивки – «Велесовой книги», текст которой публиковали в 50—70-е годы XX века. В 1919 году некий полковник белой армии обнаружил в разоренной помещичьей усадьбе деревянные дощечки с непонятными знаками. Позже с ними ознакомился историк-дилетант Миролюбов, он же переписал, расшифровал и издал текст. Собственно, как были обнаружены таинственные дощечки, мы знаем только из публикаций Миролюбова. Кроме него их никто не видел, и не исключено, что вся эта история – вымысел.

«Велесова книга» рассказывает о потомках Даждьбога – руссах, об их великих вождях Богумире и Оре, о том, как пришедшие из Центральной Азии славянские племена расселились по берегам Дуная, о битвах с готами, гуннами и аварами. Историки и лингвисты без колебаний говорят о «Велесовой книге» как о фальсификации, однако многие любители славянской истории восприняли это произведение всерьез.

В настоящее время невозможно однозначно ответить на вопрос, кто и когда изготовил фальшивку. Однако несомненно, что Сулакадзеву принадлежит, по крайней мере, ее идея. В каталоге его коллекции числятся два произведения, представляющие собой вырезанный на буковых дощечках текст. Не исключено, что в 1919 году нашли именно их, и в этом случае Миролюбов вполне мог счесть дощечки подлинными. Не исключено и то, что текст «Велесовой книги» был фальсифицирован самим Миролюбовым, который знал про дощечки, относящиеся, по сообщениям Сулакадзева, к V веку нашей эры. Кстати, что касается письма (Миролюбов решился опубликовать фото лишь одного фрагмента), то «Велесова книга» весьма напоминает подготовленное Державиным факсимильное издание «Ответов новгородских жрецов»…