Знаменитые Водолеи
Шрифт:
Еще одним противником певца Ободзинского в те годы был председатель Гостелерадио Сергей Лапин (15 июля 1912 года, Рак-Крыса), что тоже объяснимо – у них с певцом была дисгармония по обоим знакам (у Водолея и Рака нет ничего общего, а Крыса всегда должна опасаться укусов Змеи). К тому же Лапин весьма предвзято относился к лицам еврейской национальности, считая, что их среди артистов слишком много, и лично контролировал их появление на голубых экранах. Ободзинского он почему-то тоже считал евреем, хотя тот был наполовину украинец, наполовину – поляк. Поэтому, когда в начале 70-х Лапин увидел в одной из передач нашего героя, он заявил:
– Градского
– Но это не Градский, это – Ободзинский! – попытались объяснить председателю.
– Тем более уберите! Хватит нам одного Кобзона!
В результате на сегодняшний день в фондах телевидения не осталось ни одной записи выступления Ободзинского, кроме той, что была записана на новогоднем «Огоньке» в 1967 году.
И все же, даже несмотря на столь жесткий прессинг со стороны официальных структур, слава Ободзинского гремела на весь Советский Союз. Буквально каждая его песня после первого исполнения становилась шлягером. Назову самые известные из них: «Эти глаза напротив» (Д. Тухманов – Т. Сашко), «Неотправленное письмо» (С. Мелик – О. Гаджикасимов), «Олеандр» (С. Влавианос – О. Гаджикасимов), «Листопад» (Д. Тухманов – В. Харитонов), «Белые крылья» (В. Шаинский – В. Харитонов) и др.
Официальная концертная ставка у него была 13 рублей 50 копеек плюс всякие надбавки. В итоге получалось около 40 рублей за концерт. А гастролировал наш герой в те годы очень интенсивно. Причем арифметика была такая: часть концертов оформлялась официально, а часть – на «фондах» местной филармонии («левые»). Поэтому в месяц у него набегало по 3–4 тысячи рублей. Баснословные деньги по тем временам. Видимо, этому в основном и завидовали чиновники от искусства, которые таких денег никогда не зарабатывали. Поэтому звания «заслуженного артиста РСФСР» Ободзинский так и не дождался, пришлось довольствоваться званием «заслуженного артиста Марийской ССР».
Летом 1973 года у Ободзинского поменялся инструментальный ансамбль. Случилось это благодаря администратору певца Михаилу Зуперману. Это он на Всесоюзном конкурсе песни в Минске увидел ВИА «Москвичи» и предложил им работать с Ободзинским, пообещав, что они будут давать по 40 концертов в месяц и получать за каждое выступление по 20 рублей вместо своих теперешних 15 рублей. В итоге из десяти «москвичей» на предложение Зупермана откликнулись восемь человек (среди них был и ныне известный Александр Барыкин). Заметим, что музыканты называли Ободзинского Мао (имелся в виду Мао Цзедун) за его строгий нрав – он следил, чтобы в коллективе была железная дисциплина, особенно по части злоупотребления алкоголем.
С новым коллективом в марте 1974 года Ободзинский вернулся на столичные концертные площадки – дал концерты в Театре эстрады. Они собрали полные залы и вновь вернули Ободзинского в орбиту массовой популярности. Большую услугу при этом оказал певцу мэтр советской эстрады, знаменитый композитор Никита Богословский, который 22 марта выступил в газете «Советская культура» со статьей под названием «Давайте замечать лучшее!». В ней он рассказал о своих впечатлениях от концерта Ободзинского в ГТЭ: дескать, отличное выступление и надо воздать певцу должное – снять с него ореол полугонимого.
Заметим, что Богословский (22 мая 1913 года, Близнецы-Бык) отлично гармонировал с Ободзинским по гороскопу – у них было «командное» совпадение по обоим знакам: Водолей и Весы были из одной стихии Воздуха, а Змея и Бык из одной астрологической команды (третьим у них Петух).
В конце мая того же 1974 года на экраны страны вышел американский вестерн «Золото Маккенны», в первоначальном варианте которого звучала песня Куинси Джонса в исполнении испанского певца Хосе Филисиано (10 сентября 1945 года, Дева-Петух). Однако эту песню решили переозвучить и доверили это дело однокоманднику испанца Ободзинскому (Змея и Петух из одной команды). Так в его репертуаре появился еще один шлягер – «Старый гриф-стервятник» (слова Л. Дербенева). Когда сегодня я вновь и вновь слушаю на магнитофоне эту песню, я вспоминаю, с каким трудом нам, московским мальчишкам, приходилось добывать слова этой песни. Ведь о пластинке с ее записью тогда можно было только мечтать. Переносного магнитофона у нас не было, поэтому мы вооружались карандашами, садились поближе к экрану (там светлее) и в процессе ее исполнения лихорадочно записывали слова на бумагу. А потом разучивали.
По словам людей, близко общавшихся с певцом, он был необычайно музыкален. Он все делал по слуху. По его же словам: «Кобзон, Лещенко – певцы с вокальной школой. С поставленным голосом. А я пою открытым голосом. Это совсем другое. Это только потом я научился чуть-чуть прикрывать звук.
Все западные певцы поют открытым голосом. Они поют душой, и я тоже пел душой. Они правдивые. Я не хочу ругать наших, но они… Я считаю, что у нас не было эстрады, а как бы второй сорт оперы…»
Закат в карьере Ободзинского начался в середине 70-х. Случилось это вскоре после того, как он обидел своего администратора Михаила Зупермана и тот подал заявление об уходе. И с этого момента близким приятелем Ободзинского стал конферансье, выступавший в его концертах, Борис Алов (Алойц). Его принято считать «злым демоном» Ободзинского, поскольку якобы это именно он заставил его «развязать», а потом приобщил и к «колесам». В итоге человек, которого его же музыканты прозвали Мао за его пристрастие к дисциплине, вскоре сам превратился в злостного ее нарушителя.
Все началось за несколько часов до наступления 1976 года, когда Ободзинский внезапно заявил своим родным и друзьям:
– Я сейчас выпью!
Жена бросилась его отговаривать, то же попытались сделать и друзья, но Валерий был неумолим. Видимо, в нем что-то сломалось. В ту ночь он напился, хотя до этого в течение 15 лет (!) был в «завязке». С этого дня начался кошмар.
Читаем в гороскопе: «Год Дракона (1976) – год слишком сильных эмоций для Змеи. Она любит погреться в тишине, а страсти этого года забирают у нее слишком много сил».
И еще о гороскопе. В нем говорится, что людей-Змей поджидают сложности и перемены в характере на последнем отрезке их жизни. Они становятся излишне сентиментальными, из-за чего присущая им уравновешенность и рационализм уходят в прошлое. Змея бросается в различные авантюры, не задумываясь о последствиях. Судя по всему, с Ободзинским произошло именно это – «испортился» он именно на последнем отрезке своей жизни. А всего у него было три таких отрезка, каждый из которых вмещал в себя примерно по 18 лет.
Ободзинский пил по-черному, и из-за этого большинство его концертов приходилось отменять. Бывало, концерт объявляли пять (!) раз, пять раз люди покупали билеты, и каждый раз он отменялся из-за «плохого самочувствия» артиста. Дело дошло до того, что во время гастролей в Омске его пришлось положить в психушку, причем под чужой фамилией. На концерты его привозила медсестра, она же увозила его ночевать в больницу. Кроме нее, за певцом следили еще несколько человек, так как он все время порывался выпить. Однажды не уследили, он выпил и пьяным вышел на сцену. В 1977 году (в «именном» году Змеи) состоялось последнее выступление Ободзинского в «Голубом огоньке»: он спел песню «Вечный вальс».