Знамения. Разбуди меня, когда проснёшься
Шрифт:
Звуки стихают. Настолько плавно, что замечаешь это не сразу. Город переходит на шёпот, а затем умолкает. Ливень усиливается, вода покрывает проезжую часть, поднимается к тротуарам и будто ждёт разрешения захватить их. Я поднялась на ступеньку, так хоть кроссовки не промокнут ещё больше. Вода поднимается, и ни звука вокруг, будто Лондон разом опустел. Сны накатили волной, выхватывая мой разум из реальности. Мне чудится, как здания со всеми их обитателями погружаются под толщу прозрачной холодной воды. Ни криков, ни плача, ни шума… Ничего. Лишь я остаюсь каким-то чудом вне
– Роуз? Эй, Роуз!
За видением я не увидела машину, на которой приехала Мелисса, и момент, как она подошла, я, разумеется, тоже не уследила. По телу пробежала лёгкая дрожь – не то озноб, не то мурашки.
– Как ты? Не нервничай так, всё будет хорошо, Роуз! – подбадривала Мелисса, проверяя телефон. – Ну что, готова?
– Нет, – жалобно протянула я. – Вообще не готова.
– Тогда точно пора, – коротко рассмеялась она. – Лучшего времени не будет. Главное, не волнуйся так. Говорить, в основном, буду я, хорошо?
Меня хватило только на утвердительный кивок.
– Вот и отлично. Пошли.
Встреча проходила в небольшом белоснежном зале, где главной фигурой был овальный стеклянный стол. Он занимал практически всю площадь. Мелисса вошла первой, я – за ней, но от этого было не менее тревожно. Честно говоря, я уже не понимаю, чего конкретно боюсь. Отказа? Они уже случались со мной. Пусть не в таком формате, но случались. Множества вопросов? Что ж, будь я на месте редактора, то тоже бы их задавала. Я судорожно искала причину мандража и не забывала улыбаться.
На удивление, всё прошло гладко. Никто не пытался задавить меня расспросами, отказа, похоже, у редактора и в планах не было. Больше всего представителей издательства интересовала сама рукопись, вопросы соответственно задавались в большей степени о сюжете. Кто главная героиня? Кто сталкер? Почему он это делает? Отображены ли мотивы в тексте понятным языком или представлены намёками? И я рассказывала. Я просто рассказывала о своей книге, как будто напротив сидела Энди и слушала с интересом. Наверное, это самое важное: когда понимаешь, что в твои слова вникают, а не просто делают вид.
Спустя два часа я ставила свою подпись в конце многостраничного договора на издание и, не веря собственным ушам, прокручивала в мыслях сумму гонорара. У редактора – вообще-то, её зовут Нелл Скарборо, – в голове уже рисовался план на обложку, кому из известных авторов стоит послать книгу для пары цепляющих слов на форзацах, где лучше всего провести первые презентации и целая куча вытекающих друг из друга пунктов.
– Рада поработать с тобой, – на прощание Нелл обняла меня, из-за чего я на пару секунд, конечно же, оцепенела. – В ближайшее время напишу тебе на электронную почту. Приятно познакомиться, Роуз!
Мы с Мелиссой вышли на улицу. Она вызывала такси, спросила, не нужно ли меня подвезти, но я отказалась. Мысли вперемешку с эмоциями жужжали роем ос. А ещё захотелось есть. Не то на нервной почве, не то потому что обед пропустила.
– Вот видишь, всё хорошо, – Мелисса и сама была довольна таким исходом, она обняла меня. – А ты боялась. Совсем скоро твои фото будут чуть ли не на каждом
– Это всё как будто сон, – нервно усмехнулась я.
Голод снова дал о себе знать, я скрестила руки на животе. Мелисса пропустила мимо мои слова, отвечая на бесконечные сообщения.
– Кстати, фото! – воскликнула она, мельком взглянула на аккуратные золотые часы на руке, и перевела глаза на меня. – Тебе нужны хорошие фото. Есть кто-нибудь на примете?
Я даже ответить не успела, как Мелисса продолжила:
– Слушай, у меня есть кое-кто, – она в который раз погрязла в тонне переписок. – Сегодня вечером или завтра утром напишу тебе. Адрес, что понадобится, – тараторила Мелисса, – в общем, всё скажу. Ты раньше была на фотосессиях?
– Нет, – я пожала плечами. – Никогда.
Подъехало такси Мелиссы, она засуетилась, проверяя сумку.
– В общем-то, там ничего сложного. Только раскованней нужно быть, а то придётся переснимать, хорошо?
– Я постараюсь.
Я шла обратно к торговому центру. Теперь уже не страшно промокнуть и стоило мне об этом подумать, как дождь тут же закончился. От удивления я даже посмотрела в небо – не причудилось ли мне это? Нет, дождя в самом деле больше не было, из-за туч прорезывались лучи солнца. Весь город за считанные минуты заполонили разноцветные блики, а где-то высоко-высоко мелькала полупрозрачная полоса радуги.
В кармане жужжал телефон. Пишет Энди. Сначала один скромный вопросительный знак, а потом сообщения от неё превратились в водопад вопросов. Среди них затерялось и короткое: «Не могу говорить, давай вечером», – от Броуди. В другой день я бы, наверное, обиделась на такое сообщение, но сейчас мне вдруг стало всё равно. Энди я намеренно не отвечала, хочу видеть её лицо, когда обо всём расскажу. Хочу видеть лицо Чарли, как он изо всех сил будет держаться, чтобы тотчас не разнести новость по всему торговому центру! В мысли настойчиво стучалось ещё одно имя, но я его отгоняла. Вот это действительно причиняло боль, засевшую комом в груди, которую я старалась скорее проглотить.
На входе в магазин мы столкнулись с Ташей. Обе сделали вид, будто не заметили друг друга, и молча разошлись. Узнав о решении издательства, Энди кричала громче, чем я могла себе представить. Даже пара человек из соседних отделов сбежались посмотреть, что у нас тут происходит. Позже, пока я приносила покупателям в примерочные несколько размеров блузок, Энди сидела с телефоном у кассы и кому-то постоянно писала. Чарли, очевидно, был с ней заодно.
Поздно вечером мы возвращались из бара небольшой компанией. Чарли отделился от нас на перекрёстке, пошёл домой. Тэй решил проводить нас до самого порога квартиры, но Броуди отчего-то так пристально на него смотрел, что тот передумал. Энди – вот кто не боится никаких, даже самых суровых взглядов. Она собиралась остаться сегодня на ночёвку и, честно говоря, я была за. Не нравилось это только Броуди. Что ж, он вообще какой-то странный после работы: хмурый, недовольный и злой. Новость о моём успехе, кажется, совсем его подкосила. За весь вечер Броуди не проронил ни слова.