Знамя химеры
Шрифт:
Вспоминаю бледное лицо Эйвилин и падающий на мостовую камень.
Проклятье Падшего, почему же не получается ее ненавидеть? В душе лишь пустота и тупая боль.
Оцениваю обстановку. Нахожусь в большой камере, через узкое зарешеченное окошко пробивается лучик солнца – значит, уже день. Я по пояс раздет и растянут на громадном столе. Руки и ноги привязаны кожаными ремнями к его углам. В двух жаровнях у стены полыхают раскаленные угли. Рядом со мной на небольшом столике разложены различные угрожающего вида предметы. Пытаюсь вывернуться из пут – тело скручивает острая боль: пара ребер, похоже, сломана. Видимо, добряки эльфы не смогли отказать себе в удовольствии попинать бессознательное тело.
Внезапно распахивается дверь, в светлом пятне проема показывается
Увидев лицо подошедшего, не могу сдержать нервной дрожи. Среди эльфов сложно найти уродов, но этот был исключением. Нос свернут в сторону, левая скула вплюснута внутрь черепа. Из глазного провала смотрит бледный глаз, лишенный зрачка. Вся левая половина лица покрыта сетью свежих багровых шрамов. На этом ужасном фоне резко выделяется прекрасная правая половина лица и длинные белоснежные волосы. Увидев, что я очнулся, эльф оскаливает рот в беззубой ухмылке:
– Что, красавчик, любуешься? – Обезображенное лицо дышит ненавистью. – Не так давно я тоже был красавчиком. Пока один из грязных полукровок ударом щита не раскроил мне половину черепа. Маги с трудом поставили меня на ноги, но вернуть нормальный облик уже не смогли. Теперь даже продажные девки отказываются иметь со мной дело.
Эльф начинает перебирать пыточный арсенал, руки в черных перчатках нервно дрожат.
– Жаль, что тот полукровка умер, но теперь у меня есть ты, принц, – истерично хихикает палач. – Прежде чем лорд Уриэль тебя убьет, тобой займусь я. Ты проклянешь тот день, когда появился на свет. Ты будешь молить меня о смерти.
Скрип двери прерывает монолог сумасшедшего палача. В узкий проем протискиваются три фигуры. Вот это да! Лорд Уриэль собственной персоной! Да еще и с двумя охранниками! Почему-то я не удивлен… Уриэль, бросая в мою сторону ненавидящие взгляды, становится недалеко от стола. Охранники молчаливыми истуканами застывают за его спиной. Смотрю в глаза эльфу. Он не выдерживает моего взгляда и нервно дергает плечами. Мои губы сами складываются в презрительную усмешку.
– А вы храбрец, garonel’lare! – Стараюсь вложить в голос как можно больше презрения. – Взяли на встречу со связанным пленником всего двух охранников. Вы, наверное, и спите с ними? Да не краснейте вы так! Я никому не скажу.
– Смейтесь, принц, пока еще можете, – жестоко усмехается Уриэль. – Приступай, – кивает он палачу.
На углях жаровни палач начинает раскалять стальной прут.
– Да, высокий лорд, вы – храбрец, – стараясь сдержать дрожь, продолжаю я. – Наверное, леди Эйвилин оценила, как храбро вы оставили ее умирать в долине.
– Я не бросал ее! – неожиданно взрывается Уриэль, голос его срывается на визг. – Меня завалило лавиной, я с трудом выбрался и вернулся в крепость! Я хотел отправить поисковую пар…
Поняв, насколько глупо он выглядит, оправдываясь перед пленником, Уриэль замолкает на полуслове. Его лицо идет красными пятнами. Если бы взглядом можно было убивать, я был уже мертвецом.
– Надеюсь, перед ней вы будете более красноречивы, – нагло улыбаюсь я.
– Эта гордячка еще приползет ко мне на коленях! – мстительно сверкает глазами эльф. – Скоро все изменится. Смейся, принц. Через час ты будешь целовать носки моих сапог и молить о смерти. Потом придет черед и других.
Палач, одетый в кожаный передник и толстые рукавицы, подходит к жаровне и снимает с огня раскалившийся прут. Алеющая головка медленно приближается к моей груди. На секунду палач останавливает раскаленный кончик в каких-то дюймах от меня, потом резким тычком вгоняет прут в мой правый сосок.
Только в глупых сказках попавшие в плен герои под пытками сохраняют презрительное молчание. Благородство, достоинство – все это теряет смысл, когда в тебя входит раскаленное железо.
Боль взорвалась в мозгу. Тело само забилось в путах, сквозь крепко сжатые зубы прорвался несдержанный крик. В воздухе повис тошнотворный запах паленой плоти.
Лорд Уриэль достал из кармана камзола кружевной платок и прижал к носу.
– Хорошее начало, – прокомментировал он. – Продолжай.
Боль, целый океан боли. Кажется, болит каждый кусочек тела. Несколько раз сознание проваливалось в спасительное забытье. Но каждый раз холодная вода возвращала меня из беспамятства, приводя с собой боль. Я ничего не вижу, в пелене мелькают какие-то странные тени. Одна из теней нависает прямо надо мной.
– Ну же, принц, сколько можно терпеть? – произносит она столь ненавидимым мною голосом. – Еще немного – и ваши раны не вылечит ни один целитель. Помолите меня о снисхождении. Достаточно нескольких слов, и ваши страдания прекратятся.
Собрав остатки сил, посылаю кровавый плевок в сторону тени. Слышу вскрик: кажется, попал. Сознание вновь устремляется прочь из израненного тела.
* * *
Отгородившись от хлопот дня покрывалом ночи, улицы города погрузились в сон. На небесном своде ярче засияли созвездия. Выглянули две луны, извечные спутницы. Большая, кроваво-красная Аишиу и ее меньшая сестра – бледно-желтая Уртай. Только размеренные шаги эльфийских патрулей и редкие переклички стражников на стенах разгоняли звенящую ночную тишину.
Очередной патруль, раздвигая горящими факелами темноту ночи, прошел по площади перед мрачной тюремной башней. Едва он скрылся за поворотом улицы, невысокая закутанная в черное фигура бесшумной тенью пробежала по площади – и замерла у стены перед входом в башню. Некоторое время неизвестный жадно вслушивался в ночные звуки. Было тихо. Едва слышимо скрипнули дверные петли, и вновь воцарилась тишина.
В небольшой караульной комнате на заставленном бутылками столе спали вповалку несколько эльфов в доспехах стражи. С улыбкой окинув взглядом эту картину, фигура в черном плаще продолжила движение. Ноги в высоких сапогах аккуратно переступали через разбросанное в беспорядке оружие и доспехи. Миновав короткий коридор, она снова замерла перед узкой деревянной дверью, ведущей вниз к камерам. Недолгая возня позаимствованной у спящих стражников связкой ключей – и последнее препятствие осталось позади. Спустя несколько десятков ступеней фигура оказалась в самом сердце башни, в ее печально известной пыточной. Пред ней предстала малоприятная картина. На потемневшем столе был распят полукровка, засохшая кровь из многочисленных ран покрывала его тело сплошной коркой. Страшные раны на груди были обуглены. Кисти стянутых ремнями рук покрыла неестественная синева. Тихо ахнув, неизвестная фигура быстро приблизилась к столу. Сверкнул сталью острый нож, перерезая путы, стягивающие пленника. Леклис не двигался, только тихое хриплое дыхание свидетельствовало о том, что он еще жив.
Убрав нож, неизвестный защелкнул на руке узника снятый с себя серебряный браслет в виде двух переплетенных змей с изумрудными крупинками глаз. Убедившись, что браслет плотно охватил предплечье, он нажал на глаза змеек. По телу Леклиса прошли цепочки небольших голубых искорок. Фигура всхлипнула и сбросила капюшон: длинные волосы золотым водопадом упали на спину Эйвилин.
* * *
Из забытья меня вырвала ужасная колющая боль по всему телу. Чья-то рука, завернутая в край плаща, зажала мне рот, приглушив сорвавшийся с губ крик. Чувствую, что путы, стягивающие меня, исчезли. Преодолевая ужасную боль, удается поднести к глазам правую руку. На предплечье, чуть ниже локтя, поблескивает серебром искусный браслет в виде хорошо знакомых переплетенных змей. От браслета вверх по руке, подобно нитям паутины, расходятся дорожки светящихся искорок. Мои покрытые кровавой коркой раны затягиваются на глазах, оставляя после себя тонкие ниточки шрамов. Медленнее всего заживают три обугленные раны на груди. Кожа на их месте получается сморщенной и неживой, как будто неловкий портной поставил несколько неаккуратных заплаток на моем теле. Наконец перевожу взгляд на склонившуюся надо мной фигуру Эйвилин. Девушка пытается мне что-то сказать. С трудом удается разобрать слова: