Знамя химеры
Шрифт:
Эльф стремительно преодолевает разделяющее нас расстояние, «утренняя звезда» описывает гневные круги над его головой. Завершив очередной круг, шар сверкающей змеей устремляется мне в ноги. Отпрыгиваю влево. Шар, тяжело чавкнув, входит в землю рядом со мной. Пользуясь этим, пытаюсь ударить эльфа по руке с оружием. Эльф быстро поворачивается вокруг себя и подставляет под мой удар щит. Стремительно отхожу назад, уходя из-под очередного удара «утренней звезды».
Разорвав дистанцию, замираю и настороженно оглядываюсь по сторонам: не подошли ли другие охотники? Эльф понимает мои
– Вас не спасут, принц. В этом лесу мы одни. Я не знаю, кто помог вам, но теперь он далеко. Я первым узнал, что вы сбежали, и сразу ринулся следом. Моих собачек не обманешь! – истерично хихикает палач. – Может, вернемся в вашу уютную камеру и продолжим прерванный разговор?
Делаю правой рукой оскорбительный жест, больше подобающий портовому моряку, а не принцу крови.
Эльф, покраснев от ярости, бросается в атаку. Снова приходится проявлять чудеса прыткости. Дыхание начинает сбиваться. Перед глазами все чаще идут красные круги. Увернувшись от очередного удара «звезды», пропускаю удар щитом и падаю в русло небольшого ручья, стекающего в овраг с высокого холма по соседству. Меч с обиженным звоном отлетает прочь. Эльф стремительно нависает надо мной, занося оружие для завершающего удара. Посылаю ему в лицо комок грязи и проворно перекатываюсь в сторону меча. «Звезда» с плеском входит в место моего падения.
– Мои глаза! Я нечего не вижу! – с ревом хватается за правый глаз палач.
Я вцепляюсь в мокрую рукоять и, шатаясь, встаю на ноги. С моей покрытой грязью одежды стекают капли воды и пота. Палач, отбросив щит, усиленно трет глаза, слепо размахивая перед собой «утренней звездой». Не давая ему опомниться, подскакиваю со спины и перерубаю его шею. Голова эльфа слетает с плеч. Прокатившись по земле, она падает в овраг. Мертвое тело еще несколько мгновений стоит, потом плашмя валится в русло ручья, вода окрашивается в красный цвет.
– Подлый удар, – комментирует внутренний голос.
– Мы не на турнире, а на войне! – успокаиваю я себя. – На войне благородства нет. Ты либо победишь, либо умрешь – третьего не дано.
Силы покидают меня, я падаю на колени. С хмурого осеннего неба срываются первые капли дождя. Пофыркивая и мотая головой, ко мне подходит Ветер. Вцепившись в его гриву, повторно поднимаюсь на ноги. Надо убираться отсюда, до гор еще четыре дня пути.
Преодолев брезгливость и слабость, обыскиваю тело эльфа. Не найдя нечего интересного, снимаю с его пояса короткий кинжал в кожаных ножнах. Повертев в руках «утреннюю звезду», отбрасываю ее прочь – это оружие требует определенной сноровки в обращении.
Помывшись в ручье, иду и подбираю брошенный эльфом небольшой круглый щит. Забираюсь в седло и медленно пускаю Ветра в обход оврага; из кустарника, темнеющего на его дне, раздаются жалобные завывания раненного вожака.
Глава 9
Не все спокойно в горном королевстве
Саунфол уныло брел вдоль крепостной стены, окружающей небольшой приграничный городок.
«Как же плохо быть самым младшим в отряде! – думал молодой гном. – Кто бежит за пивом? Саунфол! Кто стоит полуночную стражу? Опять Саунфол!»
Юный гном обиженно почесал светлый пушок на подбородке. «Росла бы скорее!»
Борода – гордость любого гнома. Молодой гном считался взрослым, когда его борода достигала длины хотя бы в дюйм. Именно тогда он мог заводить семью и открывать свое собственное дело, минусом было то, что взрослый гном должен платить налоги. Гном, достигший восемнадцатилетнего возраста, был обязан пройти шестимесячное военное обучение в одном из многочисленных пограничных гарнизонов. В дальнейшем он мог остаться на постоянной службе или найти себе мирное ремесло.
– Проклятье Падшему, – пробормотал гном, прислоняя к зубцу стены выданный клевец1.
# # 1 Клевец – разновидность боевого топора. Большой вес боевых топоров обеспечивал отличную пробивную силу, но не всегда был удобен. Клевец и чекан были оружием, объединяющим высокую пробивную способность с хорошей досягаемостью и небольшим весом. У клевца широкое лезвие топора заменялось узким отогнутым вниз лезвием, клевец можно, скорее, назвать боевой киркой. Такой топор при небольшом весе и длине пробивал любые доспехи и щиты, так как удар приходился на очень малую площадь. Однако клевец мало подходил для отражения ударов и неизбежно застревал во всем, что пробивал.
Сняв шлем, он воровато огляделся по сторонам и достал из-под войлочной подкладки шлема небольшую деревянную трубку и кисет с табаком.
– Часовой на посту не может: есть, пить, спать, курить, справлять естественные надобности и другим образом отвлекаться от несения службы, – зло процитировал он параграфы Дозорного устава и послал плевок в ночную темноту под стеной.
Поднеся к носу кисет, гном жадно вдохнул дурманящий запах: табак и ячмень – единственное, что выращивали гномы в своих скудных долинах. Неожиданно его внимание привлек тихий звук у стены. Выглянув из-за зубца, он осторожно огляделся: вокруг стояла непроглядная ночь. Луны скрылись за тучами. Слабый северный ветер неприятно холодил укрытое кольчугой тело. Послав очередной плевок в темноту, Саунфол с помощью факела и загодя приготовленной лучины раскурил трубку.
– Пивка бы сюда, – проговорил он.
Пред его глазами возник образ огромной кружки темного пенистого пива, подаваемого в местной таверне, к пиву прилагалось блюдо с копченой колбаской и аппетитные формы дочки трактирщика. Юный гном сглотнул обильную слюну и, причмокнув губами, яростно запыхтел раскуренной трубкой.
Его внимание привлек очередной едва слышный шум у подножья стены. Злобно ругнувшись, Саунфол, пытаясь разогнать ночную тьму снятым со стены факелом, вновь высунулся из-за зубца.
Тишину прервал пронзительный свист. Саунфол вздрогнул и беззвучно повалился назад. В его левом глазу темнело древко небольшой короткой стрелы.
Этой ночью юному гному повезло: из часовых его убили последним.
Огромные створки ворот стали медленно отворяться. Поток малорослых теней, звеня оружием, расползался по улицам спящего города.
* * *
Угли и пепел, черные угли и серый пепел покрывали землю. То тут, то там виднелись жалкие скелеты развалин. На одиноко стоявшем столбе ветер теребил почерневшую и обугленную вывеску, на которой я с трудом разобрал надпись: «Пьяный торговец».