Знание-сила, 2001 № 02
Шрифт:
Амуры с гирляндами. Барельеф из Археологического музея в Анталии, открыт в №85 году.
Глаза у меня загорелись, и Карл предложил сложиться по 20 долларов и арендовать на день машину. И вот новенький форд ведет нас той же дорогой, сквозь тот же тоннель в районы, которые по природному богатству и красоте называют турецкой Ривьерой. Сразу за Анталией мы пересекаем полувысохшую реку. Догадываюсь, что это Кестр, та самая судоходная в те времена река,
Перга – не первый из посещенных мною древних городов. Но только в нем я смог ощутить себя первопроходцем, ведь задолго до посещения Помпей, Микен, Остии, Эпидавра, Дельф, афинского акрополя я мысленно обходил улицы, площади, памятники по научной литературе, побывал в их храмах, изучил важнейшие надписи и даже познакомился с историей раскопок. Здесь же я ничего не знал, кроме названия города, и я впервые открывал его. Уже это одно могло потрясти.
Но более всего потрясло другое: по масштабу и степени сохранности этот не известный мне, специалисту, город превзошел не только все мои ожидания, но и все, что пришлось видеть прежде.
В сложенной из массивных камней стене на равном расстоянии друг от друга имелись сводчатые ходы. Пройдя в один из них, я оказался в удлиненном пространстве, образованном рядами каменных, полностью сохранившихся сидений. Конечно, это цирк, подобный римскому, какие в эпоху Римской империи существовали в десятках провинциальных центров и выявлены археологическими раскопками (Оранж, Арль, Вьенна. Цезарея, Тир, Антиохия, Бейрут).
Арки акведука древней Фаселиды
Город раскинулся между двумя холмами, из которых северный составил акрополь. С его высоты открывался прекрасный обзор всей местности, сходящей террасами к морю. Отсюда можно было видеть и корабли, входящие в устье ныне высохшего Кестра, – то, что город находился не на побережье, само по себе говорило о его древности. Во всяком случае, так считал афинский историк Фукидид. Да и все древние города Восточного Средиземноморья (Троя, Микены, Афины, Коринф) находились на некотором расстоянии от опасного во всех отношениях моря. Но где же эта древность здесь? Где хотя бы малейшие следы дотроя некой Тархунтассы или по крайней мере времени колонизации побережья Калхантом и Мопсом? Наверное, под нашими ногами? Или, как в афинском акрополе времен Перикла, собраны в каком- либо из музеев? Тут все римское и, может быть, даже византийское.
От Нимфея открывалась главная магистраль города, делившая вместе с пересекавшей ее под прямым углом другой широкой улицей город на четыре неравные части. Они заросли камышом выше человеческого роста (не заливаются ли эти места водой?) и завалены камнями. Археологам, начавшим здесь раскопки в 1946 году, хватит работы на несколько веков, им не придется, как в нашем Херсонесе, дважды переворачивать одни и те же пласты. Тогда, может быть, будут обнаружены следы древних узких улиц, города доэллинистической планировки, как они выявлены при раскопках других римских городов.
А пока улица вела нас. судя по движению солнца, на км; и чувство восхищения вытесняло мысль о неизбежных утратах археологической старины. Город развертывался перед нами уже не задворками, а парадным фасадом, грандиозным порталом почти километровой длины, образованным огромными колоннами с коринфскими капителями. И я незаметно для себя из зрителя превратился в гида, объясняя своим немецким спутникам особенности этого сооружения, дававшего горожанам тень и одновременно служившего входом в лавки, примыкающие к колоннаде. Все сохранилось в первозданном
Наконец, мы вышли к монументальным воротам, напомнившим мне вход в древний Трир, родину Карла, – нет, не моего спутника, а основоположника. Двое других немцев, отбившихся от немецкой экскурсии, при слове «Трир» радостно закивали.
И тут я обратил внимание на огромный каменный блок, сплошь исписанный греческими письменами. Обломки плит с греческими словами встречались нам и ранее, свидетельствуя о том, что мы находимся в грекоязычном городе. Но эта надпись была длиннее других, и буквы ее были несколько разборчивее. Я вспомнил лапидарий Эллы Исааковны Соломоник в Херсонесе, куда приводил студентов. Обломки надписей, из которых она с гениальной интуицией на наших глазах восстанавливала тексты (крупные надписи находились в музеях – Херсонесском, Петербургском, Московском).
Здесь же надписи были оставлены на милость ветра и дождей. Даже специалист-эпиграфист не решится с ходу прочесть ни одной надписи, но начало мне удалось разобрать без труда. Переведя своим спутникам первое из греческих слов, означавшее «основателям», я стал объяснять, какое общественное значение придавалось в древности мифическим или реальным основателям городов, какие праздники устраивались в их честь, словно они были богами. В то же время я не отводил взгляда от надписи, пытаясь отыскать в нераздельном на слова тексте имена. Мелькнуло слово «Калхант», но я отбросил догадку, считая ее невозможной, и не решился произнести его вслух. Уже в Москве из научной литературы я узнал, что обитатели Перги считали своими основателями Мопса и Калханта, то ли следуя какому-то не дошедшему до нас варианту мифа, то ли игнорируя предание о трагическом для Калханта соперничестве прорицателей, взяли имена их обоих для придания большей славы своему городу.
За стенами тянулись руины гробниц. Внимание привлекла обширная надпись на монументальном надгробье, в которой я прочитал имя Плавция. Впоследствии я узнал, что это гробница Плавции Великой, знаменитой горожанки, жрицы Артемиды. По сообщению Страбона, святилишс Артемиды находилось вблизи Перги на возвышенности, и там ежегодно справлялся общенародный праздник.
Но перед нами был не тот древний город, основателями которого так гордились его жители, и даже не тот, что был до появления римлян. От доримского времени выявлены лишь ворота эллинистической эпохи, но их облик полностью изменился благодаря двум возведенным по сторонам мошным круглым башням. Мы стояли на площадке, имеющей форму подковы. Вокруг нее проходила двухэтажная колоннада. Ощущение торжественности усиливали облицованные мрамором стены с многочисленными нишами, частью пустыми, частью еше сохранявшими статуи императоров. За площадкой к северу высился тройной крытый вход (украшавшие его грандиозные статуи императоров мы позднее увидели в музее Анталии), к югу от ворот виднелась обширная площадь, миновав которую мы оказались в юго-западном квартале, начинавшемся великолепными термами, этой обязательной принадлежностью городов Римской империи.
Уже вечерело, а нам еще необходимо было посетить археологический музей в Анталии и вернуть нашего форда-Пегаса. В музей мы попали незадолго до закрытия. Здание, в отличие от большинства старых европейских музеев с античными собраниями, не выдержано в их стиле. Однако стиль модерн создавал возможности более компактного размещения памятников и лучшего их обозрения.
Господствовала скульптура римской эпохи, изображения богини Артемиды, покровительницы Перги и многих городов Ликии, а также Мелеагра, героя мифа об охоте на созданного Артемидой чудовищного вепря (Калидонская охота).