Знание-сила, 2002 №6 (900)
Шрифт:
Февральским вечером 1956 года кончался один из первых моих рабочих дней в недавно организованном ОКБ-52 МАП.
Я был, по порядку поступления, 62-й сотрудник, начиная с первого – профессора Владимира Николаевича Челомея. Его я еще не видел. Фирма занимала несколько комнат на авиамоторном заводе в подмосковном Тушине. «Кабинет» главного конструктора – в нем с трудом умещались маленький письменный стол и два стула –
В тот вечер я отрабатывал административный трехчасовой отпуск. Рядом то же делаа Виктор Л., у него система упорно не вязалась. Это его раздражало. Потому он машинально напевал: «Челомей, Челомей, не гоняй голубей…». Я на это внимание не обращал – в ответственном расчете (у прочнистов в авиастроении других не бывает) была «неуловимая» грубая ошибка. Казалось бы – чего проще, просуммировать несколько десятков чисел! Но как длина крокодила – от хвоста к носу и от носа к хвосту – сумма получалась разная. Расчет упорно не сходился. А он позарез нужен завтра утром! Не мог я не выполнить первое на новой работе задание! Я все сильнее нервничал, и потому не видел то, на что смотрел: глупый брех.
– Хм, – раздалось за шкафом.
Витя, ничего со стола не убрав (грубейшее нарушение правил внутреннего распорядка), шапку в охапку и – бегом. Мне следовало сделать то же, но – не сообразил.
– Это вы, – прозвучал хорошо поставленный бархатный баритон, – что вы здесь так поздно делаете?
Перед моим столом стоял статный джентльмен средних лет в модном, отлично сшитом и тщательно отглаженном костюме, белоснежной сорочке, ярком галстуке.
– Уравновешиваю фюзеляж, – еще не осознав, что разговариваю с шефом, нетерпеливо отрезал я.
– Это интересно, – игнорируя неуместный тон, заметил он, – и как же вы это делаете?
В который раз я начал все сначала. Но – снова конфуз!
– Где же она, проклятая ошибка?!
– Вот же, – не задумываясь, указал идеально ухоженной рукой мой собеседник. Действительно, я упорно прибавлял не 200 килограммов, как надо, а 2000. Против этого нелепого, часто случающегося у всех расчетчиков ляпа есть одно безотказное средство: сходить в курилку, послушать треп, полюбоваться девушками.
– Сколько вам осталось отрабатывать? – довольный своей маленькой удачей, спросил шеф. – Если управитесь минут за 25, подвезу до метро.
В пути он жадно слушал (мало, кто умел так «разговаривать») мои рассказы о том, где и как учился, как работал на самолетостроительных заводах в Омске, Москве, в МАИ параллельное учебой, в Тбилиси.
– Правильно, – заметил он, – учиться надо по утрам, а работать вечерами. Пора давно прекратить эту халтуру – вечернее образование. Обязательно скажу Никите Сергеичу.
Только закрывая дверцу машины, я понял: он считал меня исполнителем глупой песенки. Вскоре я забыл этот пустячный эпизод. Зря. Много лет спустя, сильно на меня рассердившись, В.Н. проворчал: «Лучше бы частушки пели…».
– Какие частушки? – опешил я.
– Известные, про голубей…
Но вернемся в 1956 год. Тогда вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР о разработке под руководством Челомея крылатых ракет нового поколения для ВМФ. До того фирма – сначала всего семь человек – существовала только для авторского надзора за производством и эксплуатацией самолета-снаряда 10X – аналога трофейного «Фау-I». Подпольно, «между делом», разрабатывался проект принципиально нового оружия.
Три стадии проектирования и серьезнейшие НИР были выполнены до легализации темы! Уголовное преступление по статьям «нецелевое использование ассигнований», «превышение должностных полномочий», «злоупотребление служебным положением» и еще с полдесятка. На Шлет без права переписки потянет. Постановление позволило развернуть работы, но не избавило от угрозы суда. А «растраты» были немалые: многомиллионные теоретические и экспериментальные исследования в ЦАГИ, проектирование и изготовление агрегатов ракеты на ильюшинском заводе, их испытания в лабораториях МАИ и прочее. Это я услышал в первый час нашего знакомства. То ли доверие, как любовь, с первого взгляда, то ли основанная на телефонном праве уверенность в своей неуязвимости. Возможно, и то, и другое. Нарушения ведь были секретом только для тех, кто не хотел их видеть, зная, что высшему начальству они нужны.
Главное в том постановлении – о создании опытного предприятия (завод и лаборатории) и о кооперации: сотни заводов, НИИ, вузов привлекались к участию в грандиозных проектах. «Весь Военно-морской флот будет подвешен под наши ракеты» – заявил В.Н. на партхозактиве строящегося предприятия. Ошибся мало: сегодня челомеевские системы составляют примерно 80 процентов вооружения ВМФ РФ. Но тогда это казалось несбыточной мечтой: на площадке Реутовского мехзавода – метровый слой проржавевших за много лет железных обрезков, двухэтажный дом полуразрушен, оборудование годится только на металлолом. Здесь создавать авиационную технику?! Безумие.
Всего через месяц – 8 марта – здесь, в отремонтированном доме, чествовали наших милых, в большинстве юных сотрудниц. Торжество еще не начиналось, а мелодии Шопена, Огинского, Верди в мастерском исполнении доносились из роскошного по тем временам конструкторского зала на достроенном только что третьем этаже.
– Откуда, – удивился я, – здесь такой пианист?
– Ты что, – возразил кто-то из «старослужащих», – это шеф.
Не случайно много лет спустя в последний путь наглухо засекреченного конструктора провожали не только военные, ученые, производственники, но и знаменитые художники, звезды театра и кино.
Парадокс: при определенных условиях (при совпадении собственной и возбуждающей частоты) положение маятника вверх так же устойчиво, как и положение вниз
Год 1957. В лучезарный весенний день с ясного неба грянул гром. На испытаниях опытного образца нашей крылатки случилось ЧП. Погиб драгоценный макет автопилота, уникальный прибор!
Шеф бушевал. Потом слегка остыл и спросил:
– Почему нет расчета?