Знание–сила, 2003 №02 (908)
Шрифт:
Фантастика! Переплетения миров, судеб сплетение. Телепатическое «он знает, что я знаю, что он знает, etc»… Почему же Стивен Хоукинг поддался на такую идею? Что побудило его приравнять действительность к фантастике и фэнтези? Отправимся вслед за ним.
С давних времен люди пытаются вывести единую формулу мироздания. Сейчас физики и космологи обращают особое внимание на момент Большого Взрыва. Именно тогда мир оказался расколот на Макрокосм и Микрокосм. В первом действуют теория относительности Альберта Эйнштейна и сила гравитации. В Микрокосме действует квантовая теория Макса Планка, а
Стивен Хоукинг делает еще одну попытку преодолеть разрыв. «Чтобы понять происхождение Вселенной, – говорит он, – нам нужна квантовая теория гравитации». Это – мост, переброшенный между двух половинок космоса. В своей книге Хоукинг воздвигает этот мост, действуя, как вы уже убедились, с немалой смелостью – словно сонм двойников-хранителей витает над ним, оберегая от оппонентов.
Итак, цель путешествия – формула мироздания. Возможные открытия – другие вселенные. Движитель – теория струны, согласно которой все элементарные частицы состоят не из еще более крохотных – «точечных» – частиц, а из strings, «струн», «нитей». Именно «струны», по предположению Стивена Хоукинга, определяют действие гравитационных сил. Струны являются основой «квантовой теории гравитации».
Правда, создателям «теории струны» пришлось принять в качестве постулата, что мы живем в одиннадцатимерном пространстве. «Сразу после Большого Взрыва, – говорит Стивен Хоукинг, – развернулись и достигли космических величин всего четыре размерности: пространство (длина, ширина, высота) и время». Остальные семь размерностей до сих пор «свернуты», как и в момент Большого Взрыва.
В свою очередь, могут существовать миры, где эти размерности все-таки развернулись. В таком случае вся наша Вселенная заключена внутри такого «гиперпространственного» мира, как бессчетные прямые линии на плоскости или бессчетные точки на одной прямой линии. Точка идеально похожа на точку, как прямая линия – на прямую линию, как наша Вселенная… на все остальные вселенные?
Даже если эта мысль все еще противна вам, от вселенных-двойников трудно скрыться. Представьте себе, что толстовская «Война и мир» – это один «гипермир», а каждое из слов, мелькнувших на страницах романа, – одна вселенная, подобная нашей. Но вот слово повторилось, мелькнуло еще раз, еще… Одни и те же вселенные под названиями «Пьер», «человек», «обыкновенно» возникают в «гипермире»; они множатся, как зеркальные отражения, как тысячи двойников.
«Возможно, вся видимая нами трехмерная Вселенная парит в четырехмерном гиперпространстве» – говорит Стивен Хоукинг. Там ее подобий – как точек на бесконечной прямой, как слов во всех тиражах «Войны и мира», которые когда-либо будут напечатаны. Похоже, если бы мы пробили ореховую скорлупу и выглянули наружу, то увидели бы немногое: со всех сторон виднелись бы те же самые скорлупки. Загадочный гипермир оказался бы чем-то вроде мешка фундука или миндаля. И этот мешок – как скатерть-самобранка; в нем все прибывает орехов. «А орешки не простые»: ядра – чистый Макрокосм.
Новые вселенные постоянно рождаются в результате квантовых флуктуаций. «Подобное сотворение миров, – поясняет Стивен Хоукинг, – напоминает образование пузырьков пара в кипящей воде. Многие из них тут же лопаются; другие расширяются, как случилось и с нашим миром».
Хоукинг прибегает к еще одному сравнению; голограмма. Если взглянуть на нее под нужным ракурсом, то плоская картинка превратится в трехмерный объект. Что это значит применительно к мирозданию? Возможно, некоторые объекты в нашем трехмерном мире, если бы мы могли взглянуть на них со стороны, тоже превратились бы в нечто четырехмерное? Итак, информация из гипермира может в закодированном виде храниться в объектах меньшей размерности.
Надо сделать логичный вывод. А, может быть, весь наш мир – это одна «голографическая пластинка»? Все события, происходящие здесь, суть отражения событий в гипермире? Мы – лишь грани, линии, точки, что вычерчены по ту сторону мироздания? Мы – как в индонезийском театре, – лишь тени на стене, а актеры, разыгравшие этот спектакль, живут в гипермире? «Тень несозданных созданий колыхается во сне, словно лопасти латаний на эмалевой стене» (В. Брюсов). Впору возобновить выпуск символистских «Весов» под названием «Современная физика». Неужели да?
«Непременно да» – говорит Хоукинг. Наша жизнь может быть «компьютерной игрой, которую затеяли инопланетяне (точнее было бы сказать «иновселеняне». – А.В.), а все мы – лишь фигуры в этой игре. Быть может, мы – лишь голограммы, с которыми они решили развлечься».
Так Стивен Хоукинг, стремясь отыскать истину, в конце концов задает себе тот же вопрос, который тысячи лет назад задавал другой мудрец – Чжуан-цзы: «Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка: он весело порхал, был счастлив и не знал, что он – Чжоу. А проснувшись внезапно, даже удивился, что он – Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, что он – бабочка, или бабочке снится, что она – Чжоу» (пер. В. Сухорукова).
Или, в европейской традиции: «Снятся ли нам ангелы или мы снимся ангелам?». Мы. Снимся мы, говорит наследник европейской научной и философской традиции Стивен Хоукинг.
Его теория объясняет также такие «сверхчувственные феномены», как ясновидение и телепатия. Для этого надо еще раз вдуматься в сравнение, приведенное Хоукингом: «Наш мир – это голограмма». Как известно, любая точка голограммы заключает в себе всю записанную в ней трехмерную информацию. Если разбить голографическую пластинку и взять осколок, мы увидим ту же цельную картину, что и прежде. Информацию не нужно передавать вообще, ее нужно научиться «считывать». Разве не могут найтись люди, которые, по какой-то случайности, воспринимают ту часть информации, которая нам вообще-то не предназначена? Быть может, ясновидение – способность «считывать» данные, неприметные другим, – что-то вроде умения «женщины-змеи» согнуться в кольцо или способности некоторых шахматистов давать сеансы игры вслепую на десятках досок.
Возможно, продолжает Хоукинг, любые наши таланты, необъяснимые никакой логикой, кроме фразы «дар случайный», порождены тем, что их обладатели, вроде «гуляки Моцарта», способны, испытывая вдохновение, возноситься в высшие «голосферы» и – неосознанно лля самих себя – черпать оттуда информацию: чудесные строки, идеи, созвучия. Наши страсти и фобии, по Хоуки нгу, тоже можно объяснить умением лучше видеть «голограмму мира сего». Вот так мы общаемся с «двойниками». Все, приехали!
В пункте прибытия уже стоит кафедра, сооруженная из осколков ореховой скорлупы, и раздается эхо других ученых речей. Ведь Хоукинг не одинок в своем мнении. Его коллеги тоже спешат выбраться за пределы нашей Вселенной, пробивая сковавшую их скорлупу. Тот «из скорлупы яичной фаэтон себе отличный заказал»; тот «из скорлупы рачонка сшил четыре башмачонка и – на бал» (К. Аксаков).
В параллельных вселенных те же фигурки людей могут разыгрывать самые разные комбинации, как шары в лотерее, составлять все новый порядок, который не угадать. «Во Вселенной может случиться, что угодно, – доносится голос Хоукинга. – Может статься, что где-нибудь, под другим небом, я женюсь на Мэрилин Монро, а где-нибудь женой мне станет Клеопатра».
Точки чередуются, линии чередуются, грани чередуются… И, может быть, в самом запредельном из миров – в одиннадцатимерном мире – и Хоукинг, и Монро, и Чжоу со своей бабочкой, и рачонок с башмачонком окажутся лишь точками, из которых, – как на картинах пуантилистов, – вырисовывается один-единственный образ – Господа Бога? Все возможно. Когда-нибудь Хоукинг прибудет и по этому адресу.