Знание - сила, 2004 № 05 (923)
Шрифт:
Год назад я ехал из Самары на поезде, и ко мне в Сызрани в купе сел человек, который оказался руководителем местного филиала одного из политехнических университетов. Он жаловался на состояние промышленности — все лежит, ничего не работает. А как ваш университет? — Все хотят учиться и согласны на платные места. Откуда у людей на это деньги, понятия не имею.
Выпускники, во всяком случае большинство из них, останутся в родном городе: кто создаст свой бизнес, кто пойдет в сферу обслуживания, кто в промышленность, кто еще куда-то. Это, повторяю, уже другие люди, и само их наличие повлияет на ситуацию...
Итак, где молодежь работает? На хороших рабочих местах с хорошей зарплатой: например, выпускники самых престижных вузов меньше 500 долларов как начальную зарплату вообще не обсуждают. Значит, они знают себе цену и понимают, что без работы не останутся.
Но одновременно много молодых людей работают в неформальном секторе или на временных местах, без всяких гарантий и перспективы. Многие даже хорошие рабочие места построены как временные — чтобы не было издержек увольнения. Это сектор очень нестабильной и уязвимой занятости: здесь не действует трудовой кодекс. Но именно здесь и именно поэтому и растет число рабочих мест, а там, где трудовой кодекс «защищает» работников, занятость сокращается.
Издержки увольнения по экономическим причинам, о которых я говорил, таковы, что законопослушный работодатель предпочитает вообще никого не нанимать. Либо надо нарушить — хотя бы в мелочах — закон. Есть работа на десять человек, но я их не найму, а либо буду делать ее силами своих пяти, либо откажусь от заказа; значит, не расширяюсь, не расту, не помогаю «удвоению ВВП».
Один из способов снизить издержки найма-увольнения - это нанимать работников на определенный срок. Однако наш Трудовой кодекс это, как правило, запрещает, сокращая создание новых рабочих мест или стимулируя обход закона. Не позволяет он работодателю манипулировать и с продолжительностью рабочего дня: право на 120 сверхурочных часов в год на одного работника — это крайне мало. Но если у меня сегодня есть работа, а завтра нет, я не могу нанимать новых работников, а в итоге опять страдают все.
Короче говоря, трудовое законодательство недостаточно гибкое. Оно мешает предприятиям адаптироваться к колебаниям рынка, защищая одних. уже работающих, оно бьет по другим. Кто от этого страдает в первую очередь? Те, кто сегодня выходит на рынок, то есть молодые. Если я уже здесь работаю, меня нельзя уволить; но это означает, что на мое место не может придти тот, кто, может быть, лучше меня. И работодатель не будет создавать новые рабочие места, чтобы не иметь головную боль в условиях неопределенности. Это как раз и означает, что молодежь оказывается в уязвимом положении: всех занятых надо защищать — но они не заняты, им сначала надо получить работу, чтобы лопасть под действие этих замечательных законов. А вот тут уже никаких законов нет: я создаю рабочее место на собственные деньги, и никто не может меня заставить это делать.
В начале статьи речь шла о том, что найм выпускника для работодателя связан с риском и этот риск работает против молодежи. Найм с испытательным сроком уменьшает риск и облегчает найм, но Трудовой кодекс это запрещает. По-видимому, ради защиты выпускника. Результат же — прямо обратный.
Одна крайность порождает другую. Реакция на жесткие нормы законов в развитии такого сектора, где законов вообще нет. Все больше молодых людей работают в неформальном секторе, где не действует никакое трудовое законодательство, а численность занятых продолжает расти без оглядки на заботу законодателей и профсоюзов. Неформальный сектор все в большей мере становится прибежищем — временным ли? постоянным ли? — молодежи. Среди прочих причин, в этом проявляется и реакция рынка на жесткость Трудового кодекса. Именно это мы имеем в виду, когда говорим об ухудшении качества занятости молодых.
(По страницам лицейского журнала «Дядька», лицей № 1310)
Как всегда: взрослые собираются — детях, о детях; но их самих никто не спрашивает. А если бы спросили — например, о том, что они сами думают о своем поколении и что им больше всего запомнилось из их не слишком длинной жизни, — они будут говорить о своем. Совсем не о том, что волнует их родителей. И вспоминать будут — другое.
Виктория Штеренгарц
Как можно охарактеризовать нынешнее поколение? Могу только сказать о себе. Меня всегда интересовало только то, что связано со мной: я эгоистка, хочу, чтобы все было только для меня. Сейчас меня больше всего интересует мое будущее, хочу даже пойти к гадалке. Не могу жить в неопределенности. Второй вопрос, мучающий меня: что будет со мной после смерти? Что, если есть следующая жизнь, а я не буду помнить себя в ней? А вдруг все будет просто повторяться? Смерть — это ужасно! Я бы выкачала из этого мира все, я бы столько смогла сделать, если знать, что не будет конца, что не стоит спешить, чтобы успеть! Я хочу всегда быть красивой. Хочу детей. Я почти уверена, что из меня получится хорошая мать, так как я очень несерьезна и всегда буду чуть-чуть ребенком.
Константин Костин
Первые два класса я учился еще в советской школе, но рос в антикоммунистической семье и на переменах пытался «вдолбить» в головы своих одноклассников, что плохой не только Сталин, но и Ленин, пересказывал вечерние беседы своих родителей. 91-й год встретил на даче в городе Покрове, через который проходит трасса Москва — Уфа.
К Москве шли танки. Мы с мамой напряженно следили за происходящим, отец был у Белого дома. Все обошлось, а я еще целый год хвастался перед одноклассниками памятным значком моего отца за защиту Белого дома.
Однажды мы с другом купили два килограмма мойвы (80 копеек за кг). Это была глыба прессованной рыбы. Бездомные кошки, которым это предназначалось, такое съесть не могли, пришлось разморозить дома, сварить и всю неделю носить им похлебку.
Дмитрий Крохин
Я часто вспоминаю весенние дни, мне было года четыре, я просыпался отлучен солнца под звуки Beatles, завтракал с родителями, и меня вели в детский сад. Папа мне тайно давал с собой ириски.
Путч 1991-го я запомнил отлично. Папа уходил «на баррикады», мы за него волновались.
Начался великий компьютерный «бум». Папа уже занимал высокую должность в одной из компьютерных фирм, и поэтому у меня сразу появился замечательный 386-й компьютер.
Анна Ковшарь
В третьем классе у меня появилось безумное желание — побыстрее стать пионеркой. Я спала и видела себя в пионерском галстуке. Каждый день я брала у сестры ее галстук и ходила в нем дома. Й вот когда уже должна была исполниться моя заветная мечта, все организации (октябрятскую, пионерскую, комсомольскую) отменили. Вместе с ними отменили и школьную форму, и я надела мои первые джинсы, индийские. Как я ими гордилась!