Знойная параллель
Шрифт:
Спустя час «разбросали» по пикетам всех, кроме Земного. Я попросил Ковуса, чтобы определил его к Мирошину.
Подъезжаем к последнему пикету. Здесь два домика. Тоже на бугре. Ниже, в забое — бульдозер Ваньки Ми-рошина. Из домика выходит женщина. В замусоленном сарафане и белой косынке. Жена «великого аса пустыни».
— Здравствуйте, хозяюшка, — говорит Ковус. — Как живем, можем?
— Да ничего. Пока что солярка есть. Бочка целая. Но пора и свеженькой подбросить.
Рачительная женщина. Ничего не скажешь! О ее хватке я слышал еще в Хурангизе. Но лично ее
— Иван один работает? — уточняю я.
— Один. По шестнадцать часов из забоя не вылазит. Вылезет, поест, поспит и опять — за штурвал.
Слышим, мотор бульдозера умолк. Поднимается к домику сам Мирошин. В промасленных брюках, в рубашке с засученными рукавами. Меня узнал сразу. Еще и не приблизился, а уже закричал:
— Вот это да! Природин! Не зря говорят — мир тесен. Второго однополчанина встречаю!
— А кто еще здесь?
— Да Чары Аннаева встретил недавно.
— А! Я думал еще кто-то из однополчан на трассе. С Чары мы постоянно видимся.
— Ну, что, Катюша! Разреши нам хоть с полчасика побалакать? — спрашивает не очень уверенно Мирошин.
Женщина сверкнула обиженно глазами, нахмурилась:
— Вчера полчаса потерял, сегодня опять полчаса! Уж и не знаю, Иван, что мы с тобой в этом месяце заработаем? Кабы за простой платили, тогда иное дело!
Философия железная. Даже у Ковуса глаза расширились, а уж он-то видал работяг всяких. И все-таки, что ни говори, а Мирошин — передовик по выброшенным кубам. Я пропускаю упрек его жены мимо ушей.
— Вот, Ваня, как случается в жизни: второй раз о тебе буду писать. Говорят, техникум окончил, на базе работал, потом на Волго-Дон подался.
— Да ведь на окладе далеко не уедешь, — отвечает он. — Завгаром был. Конечно, должностишка — ничего, но разве сравнишь с работой бульдозериста?
— Неужто только из-за денег? — спрашиваю с претензией. — А энтузиазм?
Катя вмиг перехватывает разговор. Скривила губы в ухмылке:
— А шестнадцать часов в сутки за штурвалом — разве это не энтузиазм?! Да наша фамилия с доски почета не сходит. Будете на усадьбе, взгляните на доску почета!
— Энтузиазм, конечно, есть, — начинает философствовать Мирошин. — Сейчас без него и шагу не сделаешь. Так вот сядешь и думаешь: надо, надо туркменскому народу помочь! Без воды ведь столетиями он находился! Ну и, конечно, тут силы будто бы удваиваются, а то и утраиваются. Тяжело, но работаешь. Мускулы дрожат и свинцом наливаются, но все равно вкалываешь.
— Ну, теперь тебе легче будет, — говорю я Мирошину. — Вот сменщика тебе привезли. Знакомься: Иван Земной.
Мирошин замолчал. Побледнел заметно. Катя — эта быстрее освоилась. Заговорила с вызовом:
— А зачем ему сменщик? Никакого сменщика ему не надо. Он и один хорошо управляется. Ну, скажи им, чего ты молчишь? — закричала она на мужа. — А то разжалобился, дурак. Мускулы у него дрожат, руки свинцом наливаются, чтоб тебе пусто было!
— Да оно, конечно, — бормочет Мирошин. — Это, так сказать, для красного словца. Шестнадцать часов проработаешь — и не чувствуешь их...
Теперь понятно, какой ценой даются Мирошину тысячи. Один на бульдозере. Вкалывает за двоих, да еще и помощником у него — жена.
— Легче будет вдвоем с Земным. Посменно вы рекорд всесоюзный поставите, — вразумляю его.
— Может, и поставят! — опять ввязывается Катя. — Но сутки-то не прибавишь! Со сменщиком можно вконец машину загнать. Муж будет шестнадцать часов на ней, да ваш Земной — восемь: как раз двадцать четыре часа. А когда же мотору отдыхать?
— Ну, ладно, — заговаривает Ковус. — Мне все ясно. Работаете вы, товарищ Мирошин, очень хорошо. Но сменщик вам положен и он будет. Давай, Земной, занимай место в соседнем домике.
Посидели мы еще с полчаса. Я порасспросил обо всем, что требовалось. Потом отправились с Ковусом вновь в поселок...
Время бежит быстро. Лето давно уже закруглилось. Осень властвует в Каракумах. Дни еще теплые, а ночью холодно — до зубной дрожи. Да и однообразие донимать начинает. Встаем чуть свет. Завтракаем в потемках. Отправляемся на пикеты. Еду то к экскаваторщикам, то к бульдозеристам. В Ашхабад, в свою газету отправил несколько материалов, в том числе и очерк о Мирошине. Очерк я так и назвал «Ас пустыни». Вскоре его опубликовали. Тут, в Кельтебедене — полный ажиотаж. Узнали, что очерк написан мной: особое уважение стали оказывать. Потом вышел в газете репортаж «25 километров по трассе». В нем почти все кель-тебеденцы фигурируют. И обо всех упомянуто добрым словом. В день, когда привезли газету с репортажем, Шумов с женой затащили меня к себе и принялись угощать джейраниной. Ковус с пикетов возвратился, прочитав, тоже повеселел: о нем много хороших слов. Сел на корточки, уткнулся в развернутые полосы и головой закачал:
— Ну, ты даешь, Природин. Клянусь — все правильно. Прямо срисовал.
Посидели, поужинали, в преферанс сыграли. Утром Ковус уехал в Мары.
Когда я проснулся, его уже не было. Я позавтракал и сел за очередной материал о строителях. Работал без передышки до самого обеда. Получилось что-то в виде публицистического рассказа. Тут почту привезли, как всегда, на вертолете. Понес письмо пилоту: довезет до Мары, а там бросит в почтовый ящик. Рядом с ним — приезжие какие-то. Интеллигентные люди с рюкзаками. В плащах, в шляпах. Двое. Я передал конверт пилоту и — к ним. Оказывается, это ребята из областного комитета физкультуры. Один спрашивает недовольно:
— Вы что ли писали критическую статью о том, что на канале не ведется никакой спортивной работы?
— Допустим я, — отвечаю ему в тон. — А по-вашему, значит, есть?
— Нет, что вы, — сбавляет он в тоне. — Просто я хотел оказать, мы приехали организовать физкультурный коллектив. Мячи, сетки привезли.
— Это другой разговор, — отмечаю довольно. — Тут хоть и сплошной песок, но все равно что-то можно сделать. Хотя бы волейбольную площадку.
— Все сделаем, — обещает инструктор. — Просто у вас тут люди ленивые. Могли бы и без нашей помощи. Привыкли на всем готовом.