Зодчие. Скитания
Шрифт:
За пушками шел обоз. В телегах лежали бочки с зельем, окутанные мокрой шерстью и рогожами.
В одной из телег сидел бывший казанский пленник – оружейник Кондратий. Узнав, что готовится новый поход на Казань, он выпросился в пушкари.
– Я и стрелять могу, – уверял Кондратий начальника артиллерии, дьяка Выродкова, – и зелье готовить, и пищаль починить… Даром хлеб есть не буду! А человек я одинокий, и коли придется под Казанью голову сложить, по крайности не зря погину, а за дело русское…
Оружейник горел одним желанием: посчитаться с неверными за мучения, перенесенные в плену.
Стольника Ордынцева не было при пушечном обозе:
– Нестаточное замыслил, Григорьевич, – сказал царь Ордынцеву. – Ты в поход уйдешь, а кто станет наряд готовить, новые пушки лить? Воинское дело переменчиво, и может статься, много еще нам осадных дел понадобится, прежде нежели покончим с Казанью. В храбрость твою я верю, но не то нужно, чтоб ты десяток ворогов своей рукой убил. Замыслы мои обширны, много будет походов, и судьба твоя – стать моим верным помощником, пушек давать побольше да хороших, какие у тебя теперь пошли…
Впервые царь так явно дал понять Ордынцеву, что доволен его работой. Это утешило Федора Григорьевича, и он стал еще больше сил отдавать работе на Пушечном дворе.
К третьему походу на Казань русские воеводы готовились тщательно. Сделано было то, о чем не слыхивали прежние полководцы: царь и его помощники пригласили козмографов [147] с их картами, узнали, какими местами придется идти войску, где нужно наводить мосты. Стало ясно: чтобы не отвлекать войско побочными заботами, в походе понадобится большой отряд строителей; их набрали в Москве и в ближайших городах. Отряд возглавляли несколько мастеров, а старшим был поставлен Голован, несмотря на его молодость и на отказы от почетной должности. Случилось так потому, что Голован при построении Свияжской крепости заслужил особое благоволение начальника розмыслов [148] Ивана Выродкова.
147
Козмографами (правильнее – космографами) в старину называли географов.
148
Розмыслы – инженеры.
Теперь обоз строителей шел непосредственно за пушкарями. Широкогрудые, сильные кони везли телеги, тяжело нагруженные огромными коваными гвоздями и железными скобами, топорами и прочим плотничьим инструментом.
Голован ехал на рослом рыжем коне; за ним трусил на пегой лошаденке неразлучный товарищ – Аким Груздь.
У Андрея на душе было радостно: исполнилось его давнее желание – он ехал освобождать наставника. Голован крепко надеялся, что Никита жив, что они свидятся и настанет час, когда они вдвоем снова пойдут из города в город, из села в село по просторной русской земле…
А рать шла и шла, как широкая, многоводная река лилась. Шагали пищальники в темных полукафтаньях, за ними на телегах везли громоздкие ружья и сошки к ним. Ехали всадники с копьями, с топорами, саблями; у седел болтались луки и колчаны, упрятанные в чехлы – саадаки.
Вперед, на Волгу!..
Глава IV
Нашествие крымских татар
Русское войско выступило из Москвы 16 июня 1552 года. К полудню царский поезд достиг села Коломенского, невдалеке от южной окраины Москвы.
Царь обедал с боярами
– Сей день, бояре, – сказал Иван, вставая из-за стола, – ночуем в Острове-селе, а завтра двинемся на Владимир…
После непродолжительного послеобеденного отдыха царь со свитой сел на коней.
Вдруг впереди, где виднелись дозоры, охранявшие путь царя, началось необычное движение, послышались взволнованные голоса. Три всадника скакали к царю во весь мах: два царских телохранителя и меж ними оборванный мужик, без шапки, с исхудалым лицом, с ярко-рыжими волосами, с глазами, блестящими горячечным огнем.
Завидев пышный царский поезд, мужик кулем свалился с коня и рухнул лицом в мягкую пыль дороги.
– Встань! – приказал царь. – Кто таков?
– Станичник я, великий государь! – торопливо отвечал человек с низким поклоном. – Прискакал я со всяческим поспешением из Путивля-града, от берегового воеводы [149] Айдара Волжина…
– Что доносит Волжин?
– Дурные вести, великий государь! Вышла орда из Крыма и валом валит на наши украйны… Уж Северный Донец враги миновали!..
149
Берегом называлась граница. Береговой воевода ведал охраной границы на определенном участке.
– Вот как… – прошептал царь. – Прознали наши замыслы да поторопились. Эх, узнать бы, кто весть подал!
Лицо Ивана Васильевича окаменело, жесткие складки сильнее прорезались у тонких губ.
Страшная угроза нависла над Русью. И счастье, что полки еще не ушли от Москвы, что есть возможность отбить неожиданное нападение…
– Кто ведет крымчаков? – обратился царь к гонцу.
Тот недоуменно покачал головой:
– Сие еще неведомо, государь! Иные толкуют, будто сам хан с ордой, иные – что сын его.
– Вижу, нелицемерно правишь нашу государеву службу. Отвести станичника в Коломенское, – приказал он телохранителям, – накормить, одеть, выдать в награду пять рублей… – Царь оглядел угрюмые лица воевод. – Приуныли, богатыри? – с ласковой насмешкой сказал он. – А я так мыслю: просчитались крымчаки! Раненько явились в наши пределы, и то нам на благо. Проучим недругов, чтоб не накидывались на Русь! Мы их не трогали, и пусть не прогневаются – спуску не дадим!
Твердая речь царя согнала уныние с лиц его приближенных. Они почувствовали, что их ведет в бой твердая рука.
Воевода Щенятев пылко воскликнул:
– Меня первого пошли, государь, на ворогов! Уж я постою за русское дело!
– Всем хватит работы, – ответил царь.
Войска поспешили в Коломну, на укрепленный рубеж. Царь, опережая главные силы, прибыл в Коломну утром 19 июня. Через час после приезда к нему ввели Айдара Волжина: береговой воевода лично явился с важными сообщениями. С десятком казаков он скакал день и ночь, сменяя лошадей, и опередил татар.
Волжин привез тревожные вести. Огромная крымская рать во главе с ханом Девлет-Гиреем идет на Рязань и Коломну. С Девлет-Гиреем вышли на Русь князья и мурзы, и в числе их любимый шурин хана. Девлет-Гирей и его приспешники похваляются разорить Русь дотла и взять богатую добычу. Об этом вызнал Айдар, захватив языка – татарского тысячника.