Зодчие. Скитания
Шрифт:
Воевода Григорий Темкин понял, наступил решающий час битвы!
Он послал сзывать всех, кто еще оставался в городе. На стены бежали женщины и подростки, вооружались мечами и копьями убитых и тяжело раненных отцов, мужей и братьев.
Шли на битву древние старики, десятилетия назад в последний раз державшие оружие. Маленькие дети раздували под котлами со смолой огонь, бросали в пламя головни от сгоревших домов.
Бой был страшен. Янычарам удалось во многих местах взобраться на городские стены; но нигде не удалось им одолеть живую стену защитников Тулы. Противники дрались
В схватке погиб Епифан Бердяга, проколотый мечом великана-араба, турецкого тысячника в богатейшем вооружении. Разъяренный гибелью друга, Дубас почувствовал необычайный прилив силы: схватив врага, он поднял его над головой, закрутил и швырнул со стены на голову наступающих. Лука Сердитый с немногочисленными остатками сотни воспользовался замешательством татар и турок и сбросил их со стены.
Дорого обошелся бой тулякам: меньше половины защитников осталось в строю, и все они были ранены – исколоты пиками, порублены мечами, оцарапаны стрелами… Но неколебимо стояла русская сила на стенах города, и дрогнули татарские военачальники. Заиграли во вражьем стане карнаи – боевые трубы, давая сигнал к отступлению. Крымцы отошли от города.
Всю короткую летнюю ночь провели туляки на стенах, боясь неожиданной атаки. В татаро-турецком стане слышались только завывания женщин, оплакивавших покойников.
А на заре в неприятельском лагере началось движение: владельцы шатров и кибиток поспешно грузили имущество на скрипучие арбы. Вражья орда кинулась на юг.
Взоры русских устремились на север, ища разгадки нежданного бегства татар.
На севере, на краю небосвода, клубилась пыль, розовая в лучах восходящего солнца: спешили на выручку русские полки.
– Наши! Наши! – раздались восторженные крики. – Бей недругов! В погоню!
Василий Дубас первым выбежал за городские ворота. Захватив вражеского скакуна, запутавшегося ногой в поводьях, силач помчался за татарами, свирепый и страшный, размахивая дубиной.
Немногочисленные, но одушевленные воинственным пылом русские дружины нагнали бегущих. Враги огрызались, но не хотели принять бой. В задних рядах татары падали сотнями, а передние только ускоряли бег коней.
Турецкие пушкари бросили орудия, и огромные кулеврины стали боевой добычей русских; шатры, нагруженные на повозки, женщины, дети – все осталось позади, крымские воины старались унести ноги.
Лука Сердитый и Василий Дубас скакали рядом. Лука без промаха поражал врагов стрелами. На свою меткость Дубас не надеялся и не взял лук; но кого настигала его дубина, тому уж было не жить.
Впереди завиднелись два татарина на великолепных конях, окруженные свитой. Они неслись во весь дух, оглядываясь назад.
– Хан! Сам хан! – завопил Лука Сердитый, настегивая коня.
Расстояние сокращалось. Лука пустил стрелу. Хан Девлет-Гирей взмахнул раненой рукой: стрела пробила
Одна из стрел поразила коня ханского шурина. Высокий красивый татарин спрыгнул с лошади, выхватил меч – защищаться. На него налетел с багровым от гнева лицом Василий Дубас. Могучий удар – и татарский вельможа рухнул с раздробленным черепом, а лошадь Дубаса повалилась в агонии.
Девлет-Гирей и его спутники ускакали. Усталые, измученные боями туляки отстали от бегущих врагов.
Но татары рано обрадовались спасению. На них обрушился полк Правой Руки. В полку насчитывалось пятнадцать тысяч воинов; турецко-татарские войска, потерпевшие огромный урон в боях с туляками, все-таки были вдвое многочисленнее.
Но упавшие духом крымцы потерпели решительное поражение на берегах речки Шивороны.
Были освобождены русские, плененные в набеге татарами, захвачен еще остававшийся в ханском войске обоз, взяты лошади, быки и странные для русских животные – «вельблюды».
Один из пленников, приближенный хана, рассказал: турецкий султан повелел хану Девлет-Гирею идти на выручку угрожаемой Казани и уничтожить столицу Руси – беззащитную Москву: Солиману донесли лазутчики, что русские войска уходят в далекий поход. Войдя в русские пределы, Девлет-Гирей с разочарованием узнал, что царь Иван близ Москвы, и хотел отступить, но турецкие военачальники решительно воспротивились.
«Великий султан разгневается на тебя и на нас, – говорили они. – Если мы хотим сохранить голову на плечах, должны идти вперед. Возьмем хоть Тулу. Она далеко от Москвы, за лесами…»
Заканчивая рассказ, пленник понурил голову:
– Рок ниспослал нам несчастье… Кто бы мог подумать, что ваша Тула так сильна!
В последующие дни гонцы принесли радостную весть: Девлет-Гирей бежит в Крым, делая по шестидесяти-семидесяти верст в день. Путь хана отмечают обглоданные волками кости загнанных лошадей.
В число гонцов, отправленных к царю с вестью о победе, воевода Темкин включил Луку Сердитого и Василия Дубаса. Они, как особо отличившиеся в боях, должны были сами поведать царю о своих подвигах.
Но рассказывать пришлось одному Луке Сердитому. Бывалый олончанин не потерялся: бойкой скороговоркой он доложил царю Ивану, окруженному боярами, о делах своих и Дубаса. Пока продолжался рассказ, Дубас упорно смотрел на носки своих огромных лаптей.
– Что ж молчишь, молодец? – весело спросил Василия царь.
Дубас вскинул на царя Ивана глаза и опустил их, охваченный робостью.
– Он у нас молчальник, великий государь, – вмешался Лука. – У него сила в руке, а не на языке!
– Чем вас наградить, ратники храбрые?
– Дозволь, государь, в твое ополчение поступить! Хотим мы с Васькой неверную Казань громить!
– Дозволяю, дозволяю! Радостно мне таковое прошение слышать.
Сердитого и Дубаса взял в Большой полк воевода Михаила Воротынский.
Глава VI
Первый отряд