Зодчие. Скитания
Шрифт:
Эскизы лежали в рабочей комнате зодчих десятками. Некоторые уже одобрял требовательный Барма, но неутомимый искатель браковал их и продолжал множить наброски.
Глава XI
Помощники
Оставив Дуню в Выбутине, Андрей и Никита в середине марта вернулись в Москву. Солнышко пригревало по-весеннему, снег на дорогах потемнел и проваливался.
Весенний воздух волновал Булата, он нетерпеливо ждал дня, когда они с Андреем снова отправятся в дальний путь.
Этот
Но не стало прежней выносливости у Никиты Булата. Не мог он так же неутомимо, как прежде, шагать по лесным тропинкам. Во время ночевок в поле старик беспокойно ворочался с боку на бок под легким армяком: ему было холодно…
Только два месяца проходил Булат по стране со своим учеником, а потом Андрею пришлось покупать телегу и лошадь и везти Никиту в Москву.
Булат лежал на телеге и грустно смотрел в высокое небо.
– Отошло мое времечко… – шептал он. – Съела силушку проклятая татарва…
В Москве Никита отдохнул, поправился, но ему стало ясно, что он уж не работник.
– Даром буду есть твой хлеб, Андрюшенька, – вздыхал он. – Хоть бы смерть поскорее пришла…
Такие разговоры до глубины души обижали Голована.
О приезде Бармы и Постника в Москву Андрей узнал от Ордынцева. Молодой розмысл поспешил к знаменитому земляку, с которым так давно мечтал встретиться.
Постник принял Голована приветливо. Оказалось, что и он давно слышал об Андрее и видел многие его постройки. Теперь, при личной встрече, Постник похвалил работу Голована, указал недостатки. Беседа затянулась на многие часы.
Постник первый заговорил, что хотел бы видеть Голована товарищем по работе. Андрей признался, что это его давняя мечта.
– Эх, кабы твой учитель не состарился, много бы он нам помог! – с сожалением сказал Постник.
– Советом он поможет, а по лесам Никите уж не ходить, – отозвался Голован.
Постник просил Андрея не браться за стройку, которая связала бы его надолго.
– Жди своего часа, – сказал он. – Лишь только государь разрешит набирать помощников, ты будешь первый…
Это время настало, и больше всех порадовался счастью Голована его старый учитель Никита Булат.
Но одним помощником, даже таким знающим и деятельным, как Голован, никак нельзя было обойтись. Зодчие понимали, что в грандиозном строительстве, какое им предстояло, они смогут осуществлять лишь общее руководство. Требовалось найти молодых, усердных мастеров, проникнутых тем же русским духом, той же любовью к родине.
Этим молодым архитекторам надлежало доработать в мельчайших подробностях проекты отдельных храмов, когда Постник и Барма набросают черновой проект собора. И позднее каждый будет
Слух о строительстве распространился широко, и немало мастеров приходили предлагать услуги.
Барма устраивал придирчивый экзамен:
– У какого зодчего учился? Где строил? Нарисуй на память церковь, в сооружении коей участвовал… Как составляется замес?..
Если молодому строителю удавалось ответить на вопросы, если рисунок получался удачный и показывал хорошую зрительную память, Барма становился добрее. Пряча под седыми усами одобрительную улыбку, задавал каверзные вопросы:
– Что выгоднее строителю: тысяча пуд кирпичу крупного, в пуд весом каждый, али тысяча пуд кирпичу мелкого, по шесть фунтов?
Находчивые отвечали:
– Кирпич потребен всякий: и крупный и мелкий!
– Понимаешь дело! А вот размер пространства, над коим надо вывести своды: сколько опорных столпов поставишь?
Если экзаменующемуся удавалось благополучно пройти техническую часть, Барма начинал пытать его на ином.
– Коли надеешься на богатые корма, – говорил он, хмуря брови, – то ошибешься. У государя нужд и забот много, и надобно храм построить подешевле. Жалованье дадим, чтоб прожить, а богачество скопить не думай!
После такого заявления Бармы некоторые обещали зайти в другой раз, но не приходили.
Барма вспоминал о таких с презрением, но и с сожалением, если претендент обнаруживал хорошую техническую подготовку.
После тщательного отбора Барма принял несколько человек.
Пришелся ему по душе веселый, с постоянной улыбкой на румяном лице, светлоглазый, с русыми, мягкими, как шелк, волосами владимирец Сергей Варака. Варака учился у хороших мастеров – Владимир был колыбелью древнего русского искусства.
Сергей без споров согласился с вознаграждением, какое положил Ордынцев.
Совсем другим человеком выглядел помор Ефим Бобыль. Ходил он тяжело, половицы трещали под ним, голос был грубый и громкий. За маленькую кисточку толстые, плохо гнущиеся пальцы Ефима взялись с робостью, сидел он за пробным рисунком несколько часов, не подпуская Барму; старик решил, что у парня ничего не вышло и он скрывает работу от стыда.
Но когда Бобыль решился предъявить рисунок на суд Бармы и Постника, те пришли в восхищение. Ефим изобразил деревянный храм, покрытый тремя шатрами разной величины, заброшенный среди снежных сугробов севера. Простота и огромная сила чувствовались в очертаниях храма – такой он был родной, русский, до последнего бревнышка, изумительно тонко переданного кистью художника.
– Вот так Бобыль! – с веселым удивлением воскликнул Постник. – Чего ж ты мялся?
– Необык я скоро работать, – стыдливо пробасил Ефим. – Да и думал: может, не поглянется…