Золоченая цепь
Шрифт:
Лицо коммандера посуровело.
— Переговори с людьми из архива. Это их работа, а Клинкам не всегда удается держать обещания. Друг… мне будет тебя не хватать.
— Такое бывает. Он все решает.
— Да, — светлые как лед глаза Монпурса спрашивали, насколько все плохо.
— Я хотел бы, чтобы ты пока носил мой кинжал.
— Я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось, — конечно же, он не будет носить кинжал — как его заместитель не будет говорить, куда собрался. — Это прощание?
— Я выезжаю завтра, — Дюрандаль сообщил ему про Змея и про изменения, которые необходимо внести в график дежурств. А потом говорить было уже не о чем и делать тоже нечего, кроме того, чтобы пойти и отыскать Кэт.
6
Первым делом он направился в обитель Белых Сестер. Пересекая западный двор, он увидел, что она идет ему навстречу. Они бросились друг к другу, изрядно шокировав нескольких пожилых нюхачек и пару разодетых придворных. Еще издалека он увидел, как надежда погасла в ее глазах; интересно, все ли с такой легкостью догадываются обо всем по его лицу, или просто женщины более восприимчивы, чем мужчины?
Они обнялись, столкнувшись с такой силой, что шляпа только чудом не слетела с ее головы. Задохнувшись, она наконец высвободилась, и они пошли куда-то, так и держась за руки. Встречные осуждающе покашливали.
— Не вышло, — сказала она. Утверждение, не вопрос.
— У меня даже не было возможности попросить. Он вызвал меня и тоже услал с поручением.
Она вглядывалась в его лицо.
— Опасным. И надолго. Если бы это было ненадолго, ты бы еще на что-то рассчитывал.
Лгать ей он не мог. Он никогда не лгал женщинам, да и поводов лгать мужчинам у него тоже не было.
— А у тебя что?
— Всего лишь занудная гильдия купцов в Бримиарде. Они боятся, как бы какой-нибудь заклинатель не украл их деньги, — Она задрожала. — Их дома, должно быть, просто провоняли заклинаниями. Ладно, не бери в голову. Это правда, что Клинки никогда не спят?
— Почти никогда.
Она заставила себя улыбнуться.
— Тогда у нас впереди целая ночь…
Они разговаривали. Они любили друг друга. Они повторяли это снова и снова. Луч лунного света сполз со стены, пересек кровать и забрался на противоположную стену, неумолимо таща за собой утро.
— Я буду ждать тебя, — повторяла она.
Сердце его разрывалось от боли. Он всегда считал, что это просто расхожее выражение, но в груди действительно болело.
— Нет, милая, ты не должна. Клинка вообще не стоит любить, ибо первое место в его сердце все равно принадлежит Королю. Я ведь мог сказать ему про тебя. Он мог бы отменить свой приказ или отложить его. Он ведь по природе не жестокий человек. Я просто не смог. Как бы я ни любил тебя, я должен повиноваться. Найди кого-нибудь получше и забудь меня.
— Ты вернешься? Ты вообще рассчитываешь вернуться?
— Я надеюсь вернуться, но не раньше, чем через несколько лет.
— Я буду ждать тебя, все равно как долго.
— Ты говорила мне, — сказал он как-то после долгого поцелуя, — каковы Клинки на слух, на ощупь и на вид, а каковы они на вкус?
— Как крепкое вино.
— Надо же, как странно! Белые Сестры — тоже.
— Я буду ждать тебя.
— Нет, не надо, но если я вернусь, а ты все еще будешь свободна, я буду сидеть на ступенях у твоей двери до смерти или до тех пор, пока ты не согласишься выйти за меня.
Он не сказал ей ни слова о своем поручении, но упомянул раз об инквизиторах — возможно, это было неосторожно, да только голова его была занята другим. Это было в одну из тех минут, когда женщинам хочется поговорить, а мужчинам — нет, но и они не прочь пошутить.
— Жуткие люди! — сказала она. — Только Время, Земля и Смерть. Ни Любви, ни Воздуха.
Он сидел, скрестив ноги, и восхищался ее телом, освещенным лунными лучами, осторожно проводя пальцами по его изгибам, не особенно прислушиваясь к тому, что она говорила.
— Ты можешь сказать, какие стихии использовались при наложении заклятия?
— Обычно могу. У тебя шрамы! Я не замечала их прежде. Покажи мне спину.
— Нет, я занят. И какие стихии ты ощущаешь в Клинке?
— В основном Любовь, — она тоже села. — Я хочу взглянуть на твою спину.
— Нет. Ляг и покорись. Любовь, говоришь? Я убийца, и ты считаешь, что я создан духами Любви?
Она поцеловала его и продолжала целовать, обвившись вокруг его тела.
— Любовь — это не только мужчина и женщина. Это еще и многое другое: мать и дитя, господин и слуга, брат и сестра, братья по оружию, просто друзья. Повернись, а то у тебя спина в тени. Вот они. На спине, они ближе друг к другу. Любовь — это даже смерть за кого-то. Понимаешь?
— Любовь еще и это. — Он опрокинул ее на спину. Она уже нашла его чувствительные места. Борьба делалась все горячее.
— Теперь я вижу, почему Клинки такие замечательные любовники, — сказала она. — Потому, что они связаны, мммм…
Ее губы были слишком хороши, чтобы тратить время на слова.
Занимался рассвет.
— Я буду ждать тебя.
— Я буду верен тебе.
— Ты только возвращайся, и я не буду спрашивать тебя о… мммм!
7
— Мы уже встречались, сэр Дюрандаль.
— Да, встречались. Я был тогда не в лучшем виде.
Дюрандаль узнал узкое лицо, бесцветные губы, блеклые волосы, ибо они до сих пор являлись ему в страшных снах про Наттинга. Он не знал только полного имени: Айвин Кромман.
Зловещий кабинет Великого Инквизитора представлял собой комнату, переполненную бумагами, папками, книжными полками, пухлыми томами и недобрыми предчувствиями. Даже пыль и клочья паутины, казалось, шептали о загубленных жизнях и похороненных тайнах. Сама Мать Паучиха сидела спиной к окну — массивная, скрюченная темная фигура на фоне света. Дюрандаль сидел напротив нее, и лицо его было освещено. Кромман сидел, сбоку, так, что тоже мог следить за лицом Клинка. Должно быть, заставлять людей чувствовать себя неуютно заложено в инквизиторские инстинкты, как, скажем, лай — в собачьи.