Золотарь, или Просите, и дано будет…
Шрифт:
Редактуру «Эпохи Мечей» ждем, в качестве не сомневаемся. Гонорар будет Вам перечислен в конце марта.
С уважением, зав. редакцией фантастики
Шибалов М. С.
Быстро отозвались. Ладно, сейчас разделаемся с последним абзацем.
И все.
«…Закатное солнце окрасило зубчатые пики Лурейских гор драгоценным пурпуром. Надвигалась последняя ночь Месяца Предзнаменований — ночь Выбора. Завтра начнется Месяц Прозрения.
Эльдар и Берендил достигли высшей точки перевала Мутаррах. Внизу в вечернем сумраке теней тонула долина. Друзья-соперники стояли, медля спускаться.
Впереди их ждала неизвестность.»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЛОВЛЯ ВЕТРА
…Видел я все дела, что делаются под солнцем,
И вот — все это тщета и ловля ветра:
Кривое нельзя расправить, и чего нет, нельзя исчислить!
…Поглядел я на весь труд, — а весь успех работы —
Зависть человека к другому человеку;
Это — тоже тщета и ловля ветра…
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
АВГИЕВЫ КОНЮШНИ
— Вонища! — с чувством сообщил Карлсон. — Довлеет, етить-колотить!
Толстый, румяный, он ткнул большим пальцем себе в живот. В пуговицу джинсового комбинезона — кнопку из рифленой меди. И заурчал, как прогревающийся мотор. Сейчас пропеллер — аппликация на спине — дрогнет, превратится в стрекозиный круг…
К этой хохме я привык. И не удивлялся, почему лицо шутника багровеет, а глаза — злые-презлые, как у мультяшного гада. Чему тут удивляться, когда лапища Карлсона уже ухватила «вантуз». Здесь у каждого на столе обретался набор метательных ножей — словно стаканчик с карандашами.
Бздын-н-н!
У Карлсона нож втыкался в мишень всегда с одним и тем же звуком. Его клинок страдал хроническим метеоризмом. У Шизы, блеклой девицы в очках, нож покряхтывал. Умат — Шиза звала его «жвачным юнцом» — метал «вантузы» с неприятным взвизгом в финале. Я старался, как мог, не желая отстать от молодежи. Я даже почти не промахивался. Но обязательно вставал, боясь швырять «вантуз» с места. Выходил на «огневой рубеж» в четырех шагах от цели, аккуратно замахивался…
Встречаясь с мишенью, мой нож извинялся. Так стучат в дверь собеса.
Ножи для персонала внедрил Чистильщик. Мне объяснили, что сперва он предполагал обойтись комплектом игры в «Darts». Закупил электронные мишени и безопасные дротики с пластиковыми иглами. Не помогло. На смену пришли мишени «Classic» и дротики с иглами из стали. Сейчас это добро пылилось в чулане, уступив место ножам китайского производства, с рукоятями, обмотанными темным шнуром.
Вот такая, етить-колотить, безопасность производства.
— Что там у тебя?
Обойдя стол, Карлсон встал у меня за спиной. Как эта туша помещалась между стеной и спинкой кресла, не знаю. Должно быть, растекалась. Сопя, как бизон, он стал изучать форумную страницу, выведенную на монитор.
Shura123: «Я ведь думал раньше, что я им нужен. Я верил, что кто-то становится лучше и честнее от моих книг. Чище, добрее… Никому я не нужен. У меня один особняк за душой. С баней. Я сдохну, а через два дня меня забудут и станут жрать кого-нибудь другого. Я хотел переделать их по своему образу и подобию. А они переделали меня по своему. Я пытался подготовить их, но они не желают готовиться, им все равно, они только жрут…»
Depress: Вы цитируете гнид и мразей, запретивших свободную электронную публикацию всех своих произведений.
Fima_psihopat: Гады! Ненавижу!
Charlie: Ладно, убивать не будем. Пожелаем инсультика, и харе.
Depress: При этом немалая часть быдла этих, с позволения сказать, литераторов в той или иной мере читала. Влияния — ноль целых хуй десятых.
— Тухлячок, — вынес Карлсон вердикт. — Дерьмецо. И чуть-чуть мертвечинки, для понту. У меня несёт шибче.
— Хренушки, — не согласился я. — У тебя Шанель номер 5.
— Бери Шанель, — спела Шиза из угла, — пошли домой…
И томно добавила:
— Мальчики, нагрейте даме борщу.
Борщ нам готовила баба Неля, добрый ангел на полставки. Она прибирала наш гадючник и стряпала. Мы только кофе варили сами — каждый в своей личной джезве. Холодник ломился от яств. Я поправился на два кило и всерьез задумывался о диете.
— Сама грей, — Карлсон не отрывал взгляда от монитора. Ноздри его носа, могучего, как у актера Мкртчяна, трепетали. — Жрешь, как не в себя… Не видишь, мы с Золотарем трудимся.
— До свидания, мальчики, — спела Шиза, помешанная на Окуджаве. — Ма-а-альчики-и…
И ушла обедать.
— Процентов двадцать, Золотарь. Не больше.
— Двадцать пять. А было сорок.
— Ты сбил?
— Ага. Ненадолго. Опять идет на повышение.
— Фигня. Обычный кописрач. Такого добра — полные закрома.
— Сам же сказал: мертвечинка.
— Для понту.
— Бабки — ничто, понты — все. Ты дыши, дыши. Чуешь?
— Чую, не дави. Хлоркой пробовал?
— Вот, смотри.
Какого черта он тащился сюда, впихивался в узкую щель и сопел над ухом, я не знал. Мой нужник Карлсон легко мог бы изучить со своего рабочего места. Три клика мыши, и нюхай на здоровье. Нет, прется, толкается, носищем шмыгает…
Сирано де Бержерак, который живет на крыше.
Мы знали друг друга по кличкам. Один раз я спросил у Чистильщика, как зовут Карлсона по-настоящему. Зачем мне это понадобилось, не пойму, хоть убей. «Самвел, — не чинясь, ответил Чистильщик. — Самвел Ованесович.»