Золотая братина: В замкнутом круге
Шрифт:
«Братина…»
Петр спрыгнул, оступился, и острая боль полоснула ступню. Он сел на землю, прислушался… Только ровный шум дождя. Забраченков быстро набрал номер телефона.
– Да! Да! – тут же прозвучал голос Леонида Вакулайте. – Что, Четвертый?
– Они упаковывают что-то в ящики. Их и будут грузить в «БМВ». Седьмой, немедленно…
Петр Забраченков не успел договорить – на его голову обрушился сокрушительный удар – телефонный аппарат выпал из рук.
– Четвертый! Четвертый!.. – звучало в телефоне. – Что случилось?
Петр безжизненно привалился к стене коттеджа.
– Кретин! – зло прошептал Очкарик. – Ты ж его совсем… Силы, дубина, девать некуда? Оглушил бы – и все!
– Ничё, – спокойно сказал Кол. – Может, и оклемается, если повезет. А вообще, что говорит Ян? На войне как на войне.
– Ладно! Быстрее! Теперь дорог'a каждая минута.
Очкарик и Кол появились в большой гостиной. Здесь было все так, как увидел в окно Петр Забраченков. Три ящика, обитых светлой металлической лентой. Четвертый ящик, в который укладывали предметы «Золотой братины», обертывая их фланелью, теперь тоже был обит металлической лентой. Когда вошли Очкарик и Кол, четверо находящихся в комнате несколько мгновений молча смотрели на них. Тут были трое молодых крепких парней в одинаковых спортивных костюмах – просторных и удобных – из легкой непромокаемой ткани, и пожилой, даже старый человек крепкого телосложения, с лысой головой, в летнем светло-бежевом костюме и при галстуке, – это был Никодим Иванович Воротаев, он же Ян.
– Ну? – спросил он.
– Да я его совсем не шибко… – возбужденно, нервно заговорил Кол.
– Что с ним? – перебил Ян.
– Похоже, Кол его кончил, – сказал Очкарик. – Шарахнул со всего маху… Я ему, идиоту, говорил. Идти на мокруху мы не договаривались…
– Ладно, – опять перебил Ян, хотя говорил он совершенно спокойно. – Он успел сказать?
– Да, – снова залепетал Кол – похоже, его нервное возбуждение нарастало. – Я, как и было приказано… Дождался. Он передал по сотке, что, мол, они пакуют в ящики, собираются грузить в машину…
– Все! – повысил голос Ян и взглянул на часы: – У нас есть пять, максимум десять минут. – Он повернулся к Очкарику: – Зови Боба. Грузиться будем, и пора подвести итоги.
На просторной кухне коттеджа за круглым столом, расположившись в низких деревянных креслах под старину, с аппетитом и удовольствием ужинали Боб и Таисия Павловна, которая только что отказалась от своей фамилии и требовала супружескую – очень привлекательную: Миротворская. Их брак был освящен лишь церковью, до загса дело не дошло.
– Хочу быть только Миротворской, а не жалкой Комаровой! – говорила Таисия Павловна, потягивая из рюмки немецкий ананасовый ликер.
– Будешь Миротворской, Тая! – обещал Боб, разделывая большой апельсин, превращая его в распустившийся цветок. – Завтра же будешь, моя курочка!
Боб не договорил – в дверях кухни появился Очкарик.
– Быстро, Боб! Грузиться поможешь, и Ян с тобой рассчитаться хочет.
– О'кей! Погрузиться так погрузиться. А в чем моя задача? Кроме погрузки?
– Ян скажет.
– Тая, жди! Я мигом.
Однако Таисия Павловна Комарова, в душе уже мадам Миротворская, не осталась на кухне, а вошла в гостиную с камином, потом проследовала на веранду и с любопытством и некоторой тревогой наблюдала за всем происходящим. В «БМВ» были погружены три ящика, трое парней, которые были в гостиной вместе с Яном, быстро сели в машину. Ян что-то сказал водителю, просунув голову в салон, захлопнули дверцы, и мощный лимузин умчался в теплую июльскую ночь. Из гаража выкатился черный «мерседес» с затемненными стеклами. За рулем сидел Кол. Машина осторожно подъехала к крыльцу веранды, вспыхнули фары. Очкарик и Боб погрузили в багажник четвертый ящик, тоже обитый металлической лентой.
– Теперь, парень, – произнес Ян, хлопнув Боба по плечу, – твоя задача…
Пошли в дом. Кол остался в машине, а они втроем (Очкарик, Ян и Боб) проследовали мимо Таисии Павловны. Очкарик слегка оттеснил ее плечом, и в одно мгновение мадам Миротворская увидела под стеклами очков его глаза – внимательные, холодные, сухие и беспощадные. Предчувствие неотвратимой беды охватило молодую женщину. Таисия Павловна осталась в дверях. Очкарик отошел к окну, под которым в мокрой траве лежало тело Петра Забраченкова. Ян подошел к шкафу, вмонтированному в стену возле камина, открыл его и вынул автомат «Калашникова».
– Получай! – сказал он спокойно, бросив оружие Бобу.
Боб ловко поймал автомат, но на лице его появилось крайнее изумление.
– Это зачем? – тихо спросил он.
– Твоя задача – встретить гостей. Они будут здесь минут через тридцать-сорок.
– Как – встретить? – Боб посмотрел на автомат. – Я один?
– Больше и не надо. Въедет машина – дашь по ней пару очередей из окна. И все. Дальше ты знаешь: сзади дома выход к дальнему забору, там калитка в лес. Как она открывается, тебе известно. Сто метров – и гараж с мотоциклами. Да что я тебе объясняю? Сколько раз тренировались…
– А Тая?
– Твоя баба – твои проблемы. Там есть мотоцикл с коляской.
– Бобик! – истерически закричала Таисия Павловна. – Тебя убьют!
– Его не убьют, не бойся, женщина, – жестко, но спокойно сказал Ян. – Он все умеет. Теперь вот что, Боб… Каждый месяц ты получал в «Раунд-банке» одну тысячу по чеку на предъявителя. Верно?
– Да, верно…
– Только за то, что мы тебя натаскивали. И у этой учебы была единственная цель – сегодняшняя ночь, час, который настает. За это ты и получаешь свои двадцать тысяч баксов. – Ян положил на край стола банковский чек. – Забирай! Да, ты рискуешь. Но разве Батя тебе не говорил, что только один раз ты пойдешь на крайний риск?
– Говорил, – прошептал Боб.
– Кто не рискует, – тот не пьет шампанского, – сказал Очкарик, стоя у окна.
– Да вы… – Боб вскинул автомат и передернул затвор. – Двадцать тысяч… За жизнь… Ведь от профов… Одному… Да я и не один… Это же верняк! Я уже труп… Мы с Таей трупы. Нет уж…
Боб резко повернулся в сторону Яна, направляя дуло автомата ему в грудь, но полного поворота сделать не успел… Глухо прозвучал выстрел. Очкарик выстрелил из пистолета, не вынимая его из кармана широких брюк, и выстрел был абсолютно точным: пуля попала в лоб Боба.