Золотая чаша
Шрифт:
– Да. Такова ведь совершенная любовь, не правда ли? Разве не такой она должна быть? Но тебе известна французская поговорка о тех, кто любит и кто позволяет себя любить? Это правда, Пол. Это горько и несправедливо, и тем не менее, это правда, поверь мне.
Он почувствовал растерянность. Имела ли она в виду его проблему или ей вспомнилась какая-то собственная боль? Не могло же это касаться ее и Дэна?.. И, однако, ты никогда по существу не знаешь других людей; достаточно трудно бывало порой понять и себя самого.
Еще более расстроенный этими новыми мыслями он с запинкой произнес:
– В общем, полагаю, я сказал тебе все. Пожалуй, я пойду.
– Я
– Мне помогло то, что я поговорил с тобой, – солгал он.
– Но тебе же нужно какое-то решение.
Он ждал. Моложе, чем его собственная мать, Хенни была полна материнской нежности и любви. Она кормила и нянчилась с детьми других людей, даже взяла чужого ребенка в свой дом; Полу страстно хотелось, чтобы она сказала ему, что делать, решила бы за него эту проблему, словно он все еще был маленьким ребенком.
Хенни, похоже, приняла решение.
– Вот что я скажу тебе, Пол, – быстро, словно боясь передумать, проговорила она. – Мне кажется, тебе следует поговорить со своими родителями сегодня же, до прихода Мариан и ее семьи. Скажи им правду, и потом вы уже все вместе решите, что делать.
– Сказать им, что я люблю прислугу? – произнес он с горечью.
– «Прислугу»? Вот уж не ожидала от тебя такого снобизма. Я презираю в людях подобные мысли.
– Хорошо. Но от этого факта ведь никуда не денешься. Представляешь, какой будет реакция моих родителей, когда я им это скажу? Кому-кому, а тебе-то уж это доподлинно известно.
– Согласна, тебе будет весьма нелегко.
– Я чувствую себя как на велосипеде. Он не имеет заднего хода, как ты знаешь. Ты не можешь поехать на нем в обратном направлении.
– Но ты можешь повернуть его назад.
Он вновь посмотрел на свои безвольно упавшие руки.
– Боюсь, я не обладаю твоим мужеством, Хенни. И никогда им не обладал.
– Откуда ты можешь это знать? Ты никогда еще не подвергал свое мужество испытанию.
В своей комнате наверху, одетый и полностью готовый, он стоял перед зеркалом, разговаривая сам с собой.
«Отец, не делай этого объявления, не говори ничего сегодня вечером. Дай мне время все тебе объяснить. Я скажу тебе все завтра. Мне нужно сначала поговорить с Анной… Я не знаю, что сказать… она будет прислуживать за столом. О Боже, во время помолвки кузины Доры он встал и произнес речь. Он всегда так делает. Я должен спуститься и перехватить его, прежде чем он что-нибудь успеет сказать. Я не могу ждать до завтра. О, Анна, помоги мне…»
Но уже звонили в парадную дверь. Из нижнего холла доносились голоса. Ему были слышны поздравления с днем рождения и звонкий ответ Мими…
Он сидел напротив нее, рядом с отцом, который восседал во главе стола. На ней было летнее голубое платье; широкий воротник казался кружевной рамой для ее узкого лица; она была портретом, который можно было отнести к любому периоду в последние четыреста лет, элегантная молодая девушка, утонченная и богатая. Дочь голландского купца… Сестра английского сквайра… кисти сэра Джошуа Рейнолдса. [37]
Он вытер со лба пот. Жара и сильный аромат цветов, всегда раздражавший его, были совершенно невыносимы; цветы заполняли весь дом, как на похоронах политического деятеля. Нет, он был несправедлив. Букеты были по-настоящему великолепны; его мать знала толк в цветах.
37
Рейнолдс, Джошуа (1723–1792) – английский живописец и теоретик искусства.
Господи, как бы он хотел куда-нибудь сбежать отсюда. Оказаться в открытом море, на воле! Не видеть смокингов и столового серебра, всех этих улыбающихся, разговаривающих, жующих ртов! Его вновь охватила паника.
Мими необычайно походила на олениху. Такая же изящная, с огромными, слегка навыкате глазами и узким лицом. Однажды в горах Адирондака его против желания уговорили принять участие в охоте. И вот, из зарослей сухого коричневого кустарника, чуть ли не прямо на него, вышла, изящно ступая, олениха. Она подняла голову, и он увидел ее удивительно трогательные глаза – люди всегда говорили о трогательных глазах оленей, что стало уже шаблонной фразой, но как и всякая шаблонная фраза, это было правдой, – прежде чем она заметила его, своего врага, и скрылась в кустарнике. Он успел бы выстрелить; времени для этого было более чем достаточно, но не смог. Хорошо, что в этот момент рядом с ним не оказалось других охотников; его непонятная им жалость несомненно вызвала бы только презрительный смех…
С усилием он заставил себя отвлечься от воспоминаний и вернуться к настоящему.
– … а вы знаете, как Пол любит малину, – это был голос Мими, закончившей, очевидно, какую-то историю.
История, должно быть, была смешной, так как все рассмеялись, и Пол улыбнулся, полагая, что этого от него ожидали. Слова Мими вновь прозвучали в его мозгу. В них уже слышалась явная интонация собственника. «Пол любит малину». Она помнила о нем все; что Гарди был его любимым писателем, что он предпочитал галстуки в полоску… все.
Мог ли он, сославшись на то, что внезапно почувствовал себя плохо, выйти из-за стола? Он представил, как издает ужасный крик и выбегает из комнаты.
Слева в поле его зрения появилось блюдо с овощами, и он уставился на горку нарезанной розочками свеклы, окруженной венком влажно поблескивающей моркови. Внезапно блюдо задрожало. Он поднял глаза и встретился взглядом с Анной; мгновение они смотрели, не отрываясь, друг на друга, затем оба отвернулись.
– Мы, немецкие евреи, всегда были республиканцами, – раздался громкий голос его отца. – Я знаю, многих привлекает Вильсон, [38] потому что он интеллектуал, и его ближайшим советником является Брандейс, [39] но лично на меня все это не производит никакого впечатления.
38
Вильсон, Томас Вудро (1856–1924) – 28-й президент США.
39
Брандейс, Луи Дембиц (1856–1941) – юрист, член Верховного суда США. Сформулировал экономическую доктрину программы Вильсона «Новая свобода».
Мистер Майер искренне сделал попытку привлечь Пола к общему разговору:
– А что ты думаешь по этому поводу, Пол?
– Я голосовал за Вильсона.
Его отец даже привстал при этих словах.
– Что? Ты никогда мне об этом не говорил! Что заставило тебя это сделать?
– Я думаю, что если и есть какой-нибудь шанс избежать того, чтобы нас втянули в назревающую войну, то только Вильсон способен это сделать.
– Ты продолжаешь утверждать, что назревает война, – неодобрительно проворчал его отец. – Я этому не верю.