Золотая гондола
Шрифт:
– Это рискованная затея, – заметила Паолина.
– Как и все остальное в жизни, – коротко ответил сэр Харвей. – Но кто захочет прозябать всю жизнь в унылом бездействии, сознавая с чувством скуки в душе, что все, что с ним произойдет, предрешено заранее?
Паолина встала из-за стола и подошла к окну.
– Я женщина и, наверное, поэтому предпочитаю покой и безопасность, – произнесла она. – Подобного рода участь меня пугает.
В душе сэр Харвей вынужден был согласиться с нею.
– Однако у нее тоже есть свои приятные стороны!
С этими словами он бросил выразительный
– Вы были очень добры ко мне, – отозвалась Паолина уже другим тоном.
– Чепуха! – воскликнул он в ответ. – В данный момент мы с вами почти что квиты. Все деньги, которые я потратил на вас, вернулись ко мне с лихвой, только, к несчастью, вам пришлось пережить немало неприятных минут, чтобы их возместить.
– Неужели за все в жизни приходится платить? – внезапно спросила Паолина.
– Да, тем или иным образом, – ответил сэр Харвей. – Я лично отношусь к тем людям, которые привыкли отдавать долги. У меня есть одна несносная черта – излишняя честность.
В его голосе чувствовалась самоирония, и Паолина не удержалась от улыбки.
– Ваши понятия о том, что хорошо, а что плохо, безнадежно запутаны, – заметила она. – Но, по-видимому, здесь, в Венеции, это не имеет особого значения. Я почти уверена, что все это просто сон, и когда я проснусь, я снова окажусь в грязной каюте на «Санта-Лючии». А что думаете вы?
– Я полагаю, что вы не спите, – отозвался сэр Харвей. Некоторое время он смотрел на нее и затем произнес: – Это платье изумительно вам идет. Но не позже, чем через неделю, вам понадобится новый и более богатый гардероб. Вам необходимо произвести фурор, очаровать всех при первом же появлении в обществе. Маркиз был просто покорен вами. Вы этого не заметили?
– Неужели? – переспросила Паолина.
– Да, черт возьми, и вам это известно не хуже меня, – ответил сэр Харвей. – Теперь он будет повсюду рассказывать о вас, а если не он, то уж этот простофиля, его приятель, во всяком случае. К полудню новость облетит всю Венецию, а вечером каждый будет стремиться увидеть вас. Что бы ни случилось, никто не должен быть разочарован.
– Мне казалось, что это платье выглядит достаточно нарядным, – произнесла Паолина неуверенно. – Но, как вы сами знаете, у меня есть и другие.
– Подождите! Мне надо подумать, – перебил ее сэр Харвей.
Девушка вышла на балкон, откуда открывался чудесный вид на канал. Какой-то кавалер, проходивший мимо, заметил ее, снял шляпу и поклонился. Паолина поспешила скрыться в тени окна, чтобы прохожий не подумал, будто она намеренно привлекала к себе его внимание.
Сэр Харвей между тем не сводил с нее глаз, и Паолине казалось, что он как бы оценивал придирчивым взглядом достоинства ее внешности, словно она была породистой лошадью или собакой, а не человеческим существом. Слегка раздраженная, она направилась через всю комнату к камину и, остановившись рядом, принялась рассматривать украшавшие его резные фигурки.
И тут сэр Харвей внезапно воскликнул:
– Идея! То самое платье из серебристого ламэ. Где оно?
– У меня в комнате, – ответила Паолина.
– Попросите горничную принести его сюда. Я хочу взглянуть на него.
Паолина
– Очень мило, – произнес сэр Харвей. – Примерь его.
Паолина повиновалась и с удивлением обнаружила, что платье оказалось довольно тяжелым, так как в руках оно казалось почти невесомым, словно было сделано из воды. Сэр Харвей знаком приказал Терезе встать рядом с ним.
– Ты видишь эти банты, – спросил он, – и кружева на рукавах и по краям декольте?
Молодая итальянка кивнула.
– Si, si, Excellenza! [7]
– Отпори их, – распорядился сэр Харвей. – Убери их совсем.
7
Да, да, ваша милость (ит.)
– Но, Харвей, – вмешалась Паолина, – не будет ли после этого платье выглядеть слишком скромным?
Сэр Харвей как будто не обратил внимания на ее слова.
– Потом ты пойдешь на рынок, – сказан он Терезе, – купишь там камелий – белых камелий, как можно больше, столько, сколько тебе потребуется, – и прикрепишь их к платью вместо бантов и кружев. Ясно? Белые камелии, все как одна, без малейшего оттенка.
– Si, si, я поняла, – ответила горничная.
– Живые цветы! – воскликнула Паолина, едва Тереза покинула комнату, унося с собой платье. – Не покажется ли это слишком вычурным?
– Скорее, очень оригинальным, – ответил сэр Харвей. – Ваше платье будет отличаться от всех остальных. Вам нужно будет приколоть к волосам серебристую вуаль и украсить прическу белыми цветами камелии.
– По-моему, это будет выглядеть чересчур театрально, – заметила Паолина после короткой паузы.
– Именно на это я и рассчитываю, – отозвался сэр Харвей. – Вы обязаны превзойти всех, выделяться среди других модных дам, которые будут присутствовать на приеме. И хотя вы считаете себя красавицей, Паолина, вам нельзя ошибаться. Венеция – город прекрасных женщин.
– Я никогда не считала себя красавицей, – возразила Паолина, – и сейчас так не думаю, но надеюсь, что благодаря вашим стараниям другие люди признают меня таковой.
Сэр Харвей положил руку ей на плечо.
– Я думаю, что вы очень красивы, – сказал он. – И я сделаю все, чтобы представить вас в наилучшем свете, так, чтобы все со мною согласились. Вы должны полагаться на мое суждение в подобных вещах.
– Но я так и делаю! – отозвалась девушка.
Если у Паолины и оставались какие-то сомнения по поводу своей внешности, когда она покинула дворец в четыре часа пополудни, то после двух часов, проведенных в палаццо Долиони, она поняла, что вся Венеция готова была склониться к ее ногам.