Золотая кариока
Шрифт:
Коська же грелся у костра, и ему было уже не так тоскливо и одиноко.
…Во дворце Акульки-13, где обычно царил сам Акулька, в этот день стоял переполох. Все бегали из зала в зал, размахивали руками и что-то доказывали друг другу. Затея с ловушкой бесславно провалилась. Карамельки захватили в плен лучших воинов. Ко всему прочему рыбаки принесли не рыбу, а почти неправдоподобную весть, которую ни съесть, ни украсть, ни покараулить. Выходило, что местные зубастые акулы позволили кому-то выбраться из Теплого моря совершенно
Конечно, объяснять акулькам, что перемещение Коськи было случайным и акулы просто прощелкали своими челюстями, было сложно. Нужно было найти более весомое оправдание…
– Если это лазутчик карамелек – то наши дела совсем худые, – подумал Акулька-13. – Появился он неведомо откуда, идет неведомо куда и неизвестно зачем. Может быть, он послан специально, чтобы разведать наши тайные подкопы и подземные ходы?
Чем дольше размышлял Акулька-13, тем чаще мысли его уносились в те недалекие времена, когда жили они с карамельками в мире и дружбе. И пировали, и состязались в ораторском искусстве, и устраивали праздники для всей Тридевятой земли, на которые съезжались те и эти, ваши и наши, такие и сякие. И всем было хорошо. Но вот не послушался Акулька-13 своего Главного бандютюка, который всегда говорил, что всякий народ может быть сильным и могучим и что никогда не надо говорить «никогда».
От воспоминаний о минувших временах Акулька-13 так растрогался, что стал рыдать и стучать своими зубами, а поскольку правители всегда все делают категорично и бесповоротно, то он в пылу слез и рыданий сломал сразу три зуба и теперь не выговаривал некоторые буквы.
– Прифифите немефленно этого смефчака! Фействовать фуфтро и бифтро!
После того как первый приказ был отдан, он объявил всеобщую «мафилисацию» и отправился в свой кабинет писать речь для выступления перед «фотданными»…
Коська-Камчатка проснулся и не увидел моря. Руки и ноги его были связаны. Со всех сторон его обступили нелепые люди в шляпах, разрисованных каким-то странным образом. Кажется, они походили на самых настоящих морских акул.
Незнакомцы разговаривали на языке, который он с трудом мог понять.
– Просыпушки-просыпушки!
– Аюшки.
– Бум развязушки или не бум?
– Опасушки!
«Что за язык? Ушки да сушки, – подумал Коська и решил, что если его не съедят живьем, то первым делом он научит их говорить правильно.
– Фы хто? – обратился к нему толстяк и притопнул ногой.
– «Фы кто, фы хто», – передразнил его Коська. – Кто надо!
– Кфо нафо, – удивленно пробормотал толстяк.
– Кфо нафо, кфо нафо, – понеслось по рядам толпившихся придворных.
Толстяк нахмурился и хлопнул в ладоши. Перед ним откуда ни возьмись возник Главный бандютюк. Он с подобострастием глядел на Акульку-13 и пытался прочитать в его глазах, чего хочет повелитель.
– Приказушки колотушки? –
Тот кивнул в знак согласия и, чуть подумав, добавил:
– Колотушку не простушку. Самодрашку, самодрашку!
На каком бы языке ни говорили это слово, что такое «колотушки», понятно каждому взрослому и ребенку. А вот что такое «самодрашка»…
В зал вкатили странную машину. «Это и есть самодрашка», – догадался Коська. Он понял это сразу, оценив инженерную мысль и выдумку конструктора. На круглом колесе были приделаны обычные мухобойки, причем каждая размером с огромный лопух. Специальной ручкой машина приводилась в действие.
Коське-Камчатке стало не по себе. Он попытался вспомнить, когда в последний раз его шлепали ремнем.
А тем временем Главный бандютюк хитро подмигнул Коське и для пущего страха крутанул пару раз ручку. Машиной, видимо, давно не пользовались, колесо шло туго, со скрипом, и несколько мухобоек тут же отвалилось.
– Сапожники! – вырвалось у Коськи.
Бандютюк удивленно поглядел на мальчишку и, нахмурившись, строго спросил:
– Ты боязушки или не боязушки?
– Счас, я тебе боязушкать буду! – вдруг заговорил Коська на их дурацком языке. – Не смей детей наказывать! Это непедагогично!
Но все равно Коське было не по себе. Он представил, что будет, если это колесо раскрутится на полную катушку.
Как это нередко случается в критический момент, кто-то из стоящих сзади толкнул кого-то впереди. Образовалась куча-мала, к которой у акулек была врожденная склонность. На полу оказались все, кто находился у самодральной машины, и та, оставшись без присмотра, покатилась, раздавая шлепки направо и налево.
Коська хохотал от души.
– Давай-давай! Колотушки по макушке! – орал он не своим голосом.
По паре увесистых шлепков перепало даже Акульке-13 и Главному бандютюку.
Когда машина, наконец, остановилась, уткнувшись в стену, зал напоминал настоящее поле сражения. Все охали, ахали и почему-то грозили каким-то карамелькам, считая, что все подстроили они, что все беды от того, что они умеют слагать стихи и петь песни, разбираться в науках и литературах.
Беззубый Акулька-13, вздыхая и охая, подкрался к Коське-Камчатке, ткнул его пальцем и почти шепотом спросил:
– Так ты кфо?
Краем глаза Коська заметил, что самодральную машину опять готовят к показательной экзекуции.
И Коська, волнуясь и торопясь (неровен час машину подкатят), стал рассказывать, кто он и откуда.
Слушая его рассказ, толстяк охал и ахал, то и дело трогая синяк под глазом и шишку на лбу. Акулька-13 ничего не понял, кроме того, что речь незнакомого мальчишки не похожа ни на их собственный язык, ни на карамелькинский. Но говорил Коська много и искренне, и Акулька-13 сделал вид, что беседа прошла успешно и обстановка во время нее царила дружественная.