Золотая коллекция классического детектива (сборник)

Честертон Гилберт Кийт

– Вот он, наш ключ, наконец-то! – воскликнул Валантэн, размахивая тростью. – Дом с разбитым окном.

– Какое окно? Какой ключ? – растерянно переспросил его главный помощник. – С чего вы взяли, что это может иметь к ним какое-то отношение? Вы можете это доказать?

Валантэн в сердцах чуть не сломал бамбуковую трость.

– Доказать? – вскричал он. – Черт побери, ему нужны доказательства! Ну разумеется, шансы двадцать против одного, что это не имеет к ним никакого отношения. Но что мне остается делать? Неужели вы не понимаете, что мы можем либо ухватиться за этот шанс, либо ехать по домам спать?

С этими словами он решительно направился в ресторан. Его спутники последовали за ним, и вскоре они уже сидели за небольшим столиком, поглощали поздний обед и рассматривали отверстие в стекле с другой стороны. Впрочем, ясности от этого не прибавилось.

– У

вас, я вижу, окно разбито, – сказал Валантэн официанту, расплачиваясь.

– Да, сэр, – ответил тот, склонился над столом и принялся усердно пересчитывать мелочь. Когда Валантэн молча положил перед ним солидные чаевые, официант не сильно, но заметно оживился. – Да, сэр, – распрямившись, добавил он. – Очень странная история, сэр.

– Да? А что произошло? – как будто из праздного любопытства поинтересовался сыщик.

– Вошли два господина в черных одеждах, – пояснил официант. – Ну, из тех заграничных священников, которых сейчас полно в городе. Перекусили. Потом один из них расплатился и ушел. Второй как раз тоже направился к выходу, когда я еще раз посмотрел на деньги и обнаружил, что он заплатил в три раза больше, чем следовало. «Постойте, – говорю я тогда этому парню, он уже почти вышел за дверь. – Вы заплатили слишком много». – «В самом деле?» – говорит он спокойно так. – «Да», – говорю и беру чек, чтобы показать ему, гляжу на него и ничего не понимаю.

– Что вы имеете в виду?

– Я готов хоть на семи Библиях поклясться, что на счете я писал «4 пенс.», а теперь там совершенно четко было «14 пенс.»!

– Надо же! – негромко воскликнул Валантэн, но глаза его пылали. – И что потом?

– Священник у двери и глазом не моргнул. «Прошу прощения, что спутал ваши счета, – говорит, – но пусть это будет платой за окно». Я ему: – «Какое окно?» А он мне: – «Которое я сейчас разобью». Берет зонтик и пробивает в стекле эту дырку.

Все трое полицейских изумленно воскликнули, а инспектор тихо произнес: «Мы что, за сумасшедшими гонимся?» Официант, похоже, довольный произведенным эффектом, продолжил удивительный рассказ.

– Меня это так удивило, что на несколько секунд я замер как вкопанный, просто не мог сдвинуться с места. Священник преспокойно вышел, присоединился к своему другу, вместе они свернули за угол и там так припустили на Баллок-стрит, что я, хоть и собирался, ни за что бы их не догнал!

– Баллок-стрит! – вскричал сыщик и устремился на эту улицу, должно быть, с не меньшей скоростью, чем странная пара, которую он преследовал.

Погоня продолжалась. Теперь преследователи шли между голых кирпичных стен по похожим на туннели мрачным пустынным улицам; улицам, на которых почти не было не только фонарей, но даже и окон; бесконечно долгим улицам, которые, видимо, состояли сплошь из тыльных сторон самых разнообразных зданий, собранных со всего города. Смеркалось, и даже лондонские полицейские уже с трудом понимали, в каком направлении они шагают. Инспектор все же был почти уверен, что они должны были выйти на какую-то часть Хампстед-хит. Неожиданно фиолетовые сумерки прорезал свет освещенной газовым фонарем круглой выпуклой витрины, похожей на большой иллюминатор. Оказалось, это кондитерская. Валантэн остановился, постоял пару секунд и вошел в магазин. Походив с серьезным видом между празднично-яркими витринами с пестрым товаром, он тщательно выбрал тринадцать шоколадных трубочек и медленно направился к прилавку. Сыщик явно подыскивал повод завязать разговор, но оказалось, это было излишне.

Нескладную неопределенного возраста продавщицу элегантный француз заинтересовал не больше любого другого покупателя. Лишь профессиональное любопытство заставило ее окинуть его беглым взглядом. Однако, когда в дверях появился инспектор в синей форме, сонная пелена с ее глаз спала.

– Если вы по поводу того пакета, – сказала она, – так я его уже отослала.

– Пакета? – повторил Валантэн; теперь настала его очередь проявить любопытство.

– Ну, того пакета, который оставил джентльмен… Джентльмен-священник.

– Ради всего святого, – весь подавшись вперед, воскликнул Валантэн, впервые проявляя настоящее волнение, – ради всего святого, расскажите подробно, что произошло!

– Ну… – неуверенно начала женщина. – Зашли ко мне два священника, где-то с полчаса назад, купили мятных леденцов, поговорили немного… Ну а потом вышли и пошли в сторону Хампстедхит, но через секунду один из них снова забегает ко мне и говорит, забыл я, мол, тут пакет. Ну, я посмотрела кругом, никакого пакета не нашла. Он тогда и говорит: «Ничего страшного,

но если найдется, пошлите его, пожалуйста, по такому-то адресу». Называет мне адрес и дает шиллинг за хлопоты. А потом я, хоть и думала, что везде смотрела, нашла-таки его пакет, в коричневую бумагу завернутый, ну и послала по тому адресу, что он оставил. Адреса я сейчас не вспомню, но это где-то в Вестминстере. Дело-то вроде как важное, вот я и подумала, что за ним полиция пришла.

– Пришла, – коротко согласился Валантэн. – Хампстед-хит далеко отсюда?

– Прямо по улице – пятнадцать минут, – сказала женщина, – и выйдете прямиком в парк.

Валантэн выскочил из магазина и побежал. Его спутники неохотно припустили трусцой следом за ним.

Улица, по которой они бежали, была узкой и темной, поэтому, неожиданно оказавшись под открытым бескрайним небом, они с удивлением обнаружили, что было еще достаточно светло. Идеальный сине-зеленый, как павлинье перо, купол опускался, отсвечивая позолотой, на темнеющие деревья и чернильные дали. Прозрачные зеленые сумерки сгустились как раз настолько, что позволяли заметить на небе кристаллики первых звезд. Остатки дневного света собрались в золотистое свечение по краю Хампстеда и в той популярной среди лондонцев низины, которая зовется Юдолью здоровья. Отдыхающие, которых всегда полно в этом месте, еще не все разошлись; несколько пар все еще темнели на скамейках бесформенными очертаниями; с далеких невидимых каруселей доносились радостные крики девушек. Величие небес сгущалось в сумерки и окутывало тьмой надменную человеческую пошлость. Стоя на краю склона и окидывая взглядом долину, Валантэн узрел то, что искал.

В этой бескрайней дали среди черных расстающихся пар была одна, особенно черная, которая не расставалась… Пара в церковных одеждах. Хоть они и казались не больше муравьев, Валантэн сумел рассмотреть, что один из них был значительно ниже другого. Несмотря на то что второй сутулился, как ученый человек, проведший жизнь за книгами, и поведение его совершенно ничем не привлекало к себе внимания, сыщик определил, что рост его значительно выше шести футов. Сжав челюсти, Валантэн двинулся вперед, нетерпеливо поигрывая тростью. Когда расстояние между ними заметно сократилось и черные фигуры увеличились, будто в огромном микроскопе, он увидел нечто такое, что удивило его, хотя и не оказалось для него полной неожиданностью. Кем бы ни был высокий священник, насчет личности низкого у него не осталось ни малейшего сомнения. Это был его попутчик по хариджскому поезду, неуклюжий маленький кюре из Эссекса, которому он советовал не распространяться о содержимом его коричневых бумажных пакетов.

Итак, наконец-то все сложилось в более-менее понятную картину. Утром, когда Валантэн наводил справки, он узнал, что некий отец Браун из Эссекса везет на конгресс серебряный крест с сапфирами, очень ценную реликвию, чтобы показать его кому-то из заграничных коллег. Несомненно, это и есть «что-то из чистого серебра с голубыми камнями», а отец Браун – это, несомненно, и есть маленький наивный разиня, который ехал с ним в одном вагоне. Нет ничего удивительного в том, что то, что узнал Валантэн, сумел узнать и Фламбо. Фламбо узнал все. К тому же стоит ли удивляться, что Фламбо, проведав о сапфировом кресте, решил похитить его; это так же естественно, как сама естественная история. И уж точно нечего сомневаться в том, что Фламбо запросто обведет вокруг пальца такую овцу, как человек с зонтом и бумажными свертками. Он из тех людей, кого кто угодно может увести за собой на веревке хоть на Северный полюс. Такому актеру, как Фламбо, ничего не стоило, переодевшись священником, заманить его в Хампстед-хит. Пока что преступный замысел был как будто понятен, и если священник своей беспомощностью вызвал у Валантэна лишь жалость, то к Фламбо, который опустился до обмана такой доверчивой жертвы, сыщик теперь испытывал чуть ли не презрение. Однако когда Валантэн подумал обо всем, что случилось за этот день, обо всем, что привело его к триумфу, он понял, что ему еще предстоит поломать голову, дабы понять, что все это значит и какой в этом смысл. Зачем для похищения серебряного с сапфирами креста понадобилось выливать бульон на стену в ресторане? Какой смысл называть орехи апельсинами или сначала платить за окна, а потом разбивать их? Поиски-то он довел до конца, но каким-то образом пропустил середину. Когда ему случалось попасть впросак (что происходило достаточно редко), это обычно означало, что он имел в руках улики, указывающие на преступника, но самого преступника упускал. Сейчас же он был готов схватить преступника, но улик так до сих пор и не получил.