Золотая лихорадка, Ю Мири

Золотая лихорадка

на обложку

Ю Мири

Шрифт:

Сбоку от подростка пронеслись один за другим семеро пингвинов. Подскакивая и тряся своими чёрными лакированными головами, они направлялись в сторону пылающего факелом такси. Подросток протянул руки к последнему из пингвинов и склонился над ним. Только лишь ему почудилось, что он сумел схватить птицу, как пингвин с криком вырвался из рук подростка и, хлопая крыльями, устремился в разрушенное здание. Кусок обрушившейся стены упал пингвину на спину, и он кругами ползал по земле, царапая её своими маленькими крылышками. Подросток взял в руки раненого пингвина и прижал к груди, но тот как бешеный крутил шеей, стараясь вырваться, и выскочил-таки из рук подростка. В глаза попала копоть, и, пока подросток пытался протереть

их тыльной стороной ладони, пингвин исчез из вида.

Одна из машин, придавленных развалившимся на две части пешеходным мостом, двинулась с места. Капот её был погнут, переднее стекло разбито, а за рулём сидел орангутанг. Орангутанг скалил зубы, подскакивал и без конца нажимал на педаль акселератора, отчего машина рывками то двигалась в сторону подростка, то останавливалась. Когда подросток увидел залитое кровью лицо мужчины на заднем сиденье, все мышцы у него под ложечкой напряглись и он отшатнулся. Он вспомнил, да, похож, так и есть… В ту секунду, когда разум озарила догадка, машина взорвалась и её охватило пламя. Резкий запах гари наполнял ноздри, сухой горячий ветер трепал подростку чёлку. Принесённый вихрем огонь стал подбираться к его одежде, и сердце подростка заколотилось сильнее.

Животные не столько вернулись к состоянию дикости, сколько обезумели, охваченные паникой. Зебра забежала в аркаду торговой улицы, превратившуюся в туннель, поскольку все перекрытия рухнули. Носорог пронзил своим рогом покосившийся светофор. Лев бросился сквозь горящий экран разрушенного кинотеатра. Безразлично вставший посреди перекрёстка слон, точно кнутом, замахивался в небо хоботом. Подросток наступил на развязавшийся шнурок и споткнулся, а когда встал на колено, чтобы завязать, перед ним, кружась, упало павлинье перо. Павлин, запутавшийся в электрических проводах, скорчившись висел, точно яркая бабочка, которая угодила в паучью сеть.

Что-то заставило подростка оглянуться — за ним стоял тигр. Медленно приблизившись, он вдруг набросился и вонзил клыки в правое плечо подростка. На мгновение подросток напряг все мышцы, чтобы дать отпор, но клыки вонзились ещё глубже, и тело его обмякло. На крыше накренившегося здания он заметил силуэты: там выстроилась цепь стрелков. У них из винтовок беззвучно вылетел огонь, и спине стало тяжело, его придавило к земле. Брызги крови окрасили всё, что было перед глазами, в красный цвет, он от самой макушки был залит тёплой свежей кровью. Подросток выбрался из-под ещё дышавшего тигра. Это был корейский тигр, прямо перед глазами у подростка он подпрыгнул, испуская фонтаны крови, и рухнул на обломки, замерев в неподвижности.

Подросток полз то вверх, то вниз по бетонным блокам, похожим на куски мяса. Наполовину разрушенные здания, казалось, уже не стыдились и не боялись того, что их тела так искорёжены, они смиренно терпели. Подросток встал на колени, чтобы помолиться, но он не знал о чём и никак не мог придумать слова молитвы. Где-то слышался плач младенца. Кажется, это было внутри здания — подросток зашёл туда и прислушался. Плач был слышен, но очень слабо. Если не спасти ребёнка, он умрёт! Обломок за обломком, он начал разбирать завал, и плач слышался всё громче, подросток настойчиво продолжал работать кровоточащими руками. В конце из-под обломков выскочил один-единственный кузнечик.

Подросток зажмурился и сжал в ладони свой золотой опознавательный медальон. Он глубоко вздохнул, и по телу прошла судорога. Открыть глаза было страшно.

Но слышался чей-то голос. В ушах звенело, как бывает, когда отхлестают по щекам, а потом наорут. «Кадзуки, Кадзуки!» — эго был голос брата Коки. Подросток открыл глаза: всё было нечётким, как сумеречные тени, а в ослепляющих, словно отражённых зеркалом лучах стояли, держась за руки, Кёко и Коки, свободными руками они махали ему. Непонятно было, зовут ли они его к себе или прощаются. Небо по-прежнему было чистым, без единого облачка, а обжигающие лучи солнца ярко блестели. Солнце слепило глаза. Подросток поморгал и опустил взгляд на протянувшиеся по солнечной стороне тени двоих. Он почувствовал расстояние между этими двумя и им самим. Оно было безграничным, сократить его вновь немыслимо. Обычно глаз фокусируется при приближении объектов, но с каждым шагом навстречу этим двоим их лица всё больше расплывались, даже очертаний было не разобрать.

Разняв руки, двое протянули их подростку и подняли его с земли.

— С тобой всё нормально?

Кёко коснулась грудью его предплечья, и в нём словно наяву воскресли ощущения, испытанные тогда в подполье, когда он обнимал её тело.

— Нормально, — ответил подросток сдавленным голосом и попытался улыбнуться. Это была отважная улыбка ребёнка — улыбнуться и этим успокоить старших, но Кёко она показалась кривоватой и жалкой.

Подросток огляделся по сторонам. Потом с опаской сделал шаг, и ещё… И тут он увидел её. Точно зверь, который безумно, смертельно хочет на волю и прижимается мордой к прохладной решётке, подросток уцепился за неё, за само её существование. Единственный знак, который означал, что мир всё ещё существует, единственное доказательство того, что он стоит здесь не во сне и не в видениях и что перед ним неоспоримая реальность, единственное свидетельство того, что он всё ещё жив, — эта клетка. Подросток осознал, что стоит перед клеткой. Но она предназначена не для того, чтобы исцелять, а для того, чтобы наказывать. Тоска сдавила лёгкие. Силясь вздохнуть, подросток ловил ртом воздух. Он не понимал, пот или слёзы капают у него с подбородка, но всё лицо было мокро, а во рту он чувствовал соль.

Чьи-то два пальца протянулись к нему и ущипнули за щёку так, что стало даже больно, — это Коки, стоя лицом к лицу, тыкал ему большим пальцем туда, где должно быть сердце, и щекотал под подбородком. Глаза у Коки сияли, как вода в ночном бассейне.

Подросток вытащил из кармана выцветшее фото. Это была семейная фотография, снятая перед решёткой слоновника. Там был он сам, державшийся за руки Коки и Михо, а сзади рядышком стояли родители, отец обнимал за плечо Михо, а мать — Коки, и это было тут, в этом самом зоопарке. В устремлённых на него глазах отца была печаль. Подросток много раз рассматривал эту фотографию, но лишь теперь он впервые заметил эту печаль, застывшую в отцовском взгляде. Подросток посмотрел на руки, которыми он убил своего отца, и этими же руками прикрыл его лицо на фотографии. Он достал одноразовый фотоаппарат, купленный в киоске на станции:

— Давайте сфотографируемся.

Он порвал упаковку, повернул колёсико, чтобы взвести затвор, и огляделся. К ним приближалась семья, мать с коляской и отец, державший за руку маленького мальчика. Подросток подбежал к ним и протянул мужчине фотоаппарат:

— Извините, вы не могли бы нас снять?

Все трое стояли перед решёткой, за которой не было слона. Подросток вглядывался в тёмное окошко фотоаппарата, пытаясь улыбаться. Он не знал, улыбаются ли стоящие рука об руку Кёко и Коки. В голова у подростка сработала вспышка, всё прояснилось.