Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
Ты взорвал все мосты, отрекся от прежней жизни в поисках апгрейда. И теперь вернешься туда, потому, что больше никуда идти не захочешь. Они позвонят тебе, можешь не сомневаться. И сообщат, что «простили», что тот эпизод не подпадает под их устав.
Мой желудок свело от ее пламенной речи. Ибо все в ней было сказано правильно.
– Ты ведь хочешь туда, как бы себе сейчас не врал. Ты уже все для себя решил, еще тогда, две недели назад, когда тебя привезли первый раз, побитого, но довольного. А теперь всего лишь пытаешься смириться с этим, убедить себя, что имеешь выбор, что можешь отказаться. Так?
Я вздохнул и опустил голову.– Ты уже там, с головой. Я больше скажу, ты никогда таким не был, как эти дни: собранным, целеустремленным, жизнерадостным. Ни когда учился в старой школе, ни когда в новой. У тебя все эти дни глаза были… Горели они у тебя! Ты возвращался усталый и избитый, но ты был счастлив, сынок! Как тогда, во время соревнований, когда проходил в следующий круг. Или, как когда готовился к свиданию с той девушкой, аристократкой. Это трудно описать, но я мать, я видела все это со стороны, и мне соврать у тебя не получится.
«Да я и не пытаюсь!» – хотел сказать я, но лишь глубоко и задумчиво вздохнул.
– Это неизбежно, ты вернешься. Когда они позовут.
Опешивший от такой тирады, я хрипло выдавил:– Не позовут.
Но сам уже не был уверен в этом. Мама мило, по взрослому, усмехнулась.– Позовут.
– Почему ты так думаешь?
– Скажи, сколько лет этой… Как ее… Донье Тьерри?
– Мишель? Ну, за сорок. Точнее не скажу.
– Правильно! – она кивнула. – Ей не двадцать, и не тридцать. На такие должности ставят только опытных людей. Знаешь, почему?
Я отрицательно покачал головой.– Потому, что они могут думать независимо, не отвлекаясь на порывы, свойственные юношеству. Ты ошибся, бывает. Все ошибаются. И старшие прекрасно об этом осведомлены. Старшие руководствуются не эмоциями, а целесообразностью, совокупностью разных факторов, и она примет верное решение, которое не примет, например, эта майор. Она заберет тебя, попомни мои слова!
Я хотел вставить, что майор не намного младше, но сравнил их и вдруг понял, что дело не в возрасте. Мишель именно «донья», сеньора, авторитетная женщина. Катарина же – молодящаяся дамочка, считающая, что тридцать пять – это чуть больше двадцати. Да, Мишель может так сделать. В отличие от Катарины.
– А есть еще и Лея, ее величество, не забывай об этом! – повысила мама голос. – Ее тоже может заинтересовать этот проект, когда она вернется. Для того она и нужна, носительница верховной власти – исправлять то, что пропустили мимо себя подчиненные. И тогда они все равно с тобой свяжутся, не может быть иначе.
– Они не всегда были взрослыми и мудрыми, – попытался усмехнуться я, приводя последний аргумент. – Когда-то они были молодыми и глупыми, причем уже сидели на этих же самых должностях.
Мама пожала плечами.– Когда они были молодыми и глупыми, старшие и мудрые находились рядом с ними, в тени, давая советы и подсказывая, что и как надо делать. Просто теперь поколения сменились, и настал их черед быть мудрыми. Ничего не меняется в жизни, сынок. Пройдет тысяча лет, но старшие всегда будут рядом с младшими там, где те не справятся сами. Это закон жизни, ничто не в силах его изменить.
А тебе советую подумать над своим поведением. Тебе тоже когда-то придется стать старшим и мудрым: чему ты научишь идущих следом?
* * *
Как все сложно! Не думал, что мама может копнуть так глубоко! Точнее, не думал, что мама может копнуть так глубоко под корпус, разложив его по полочкам с точки зрения обычных человеческих страстей. И мне все больше и больше казалось, что она права. И в том, что я хочу туда. И в том, что уже давно смирился, просто искал отмазки. И в том…
Господи, да она во всем права! Во всем во всем! Она лишь не учитывает маленькую деталь: я не могу… Не не хочу , а именно не могу туда вернуться! Я хлопнул дверью, и если вернусь, это будет означать, что я… Мысль сбилась. Потому, что итог ее нравился мне не сильно. «Эй, Хуанито, договаривай! Что же ты замолчал на полуслове? «Потому, что я – твердолобый баран, которому западло включить реверсивную передачу». «А если и так? Что теперь?» – возразил я сам себе. «Ничего, баран. Ходи и понтуйся, какой ты крутой. «Человек сло-о-ова!» – внутренний голос противно захихикал.– Не пойду сегодня в школу. Надо прийти в себя, – промямлил я, вяло цепляя на вилку макаронину.
– Я уже поняла, – кивнула мама, встала и убрала свою тарелку в посудомойку. – Приходи. Думай. А я пошла на работу.
– Ты ж вроде сегодня выходная? – не понял я.
– Заказ. На дому. Да, кстати, тебе вчера снова звонила та девочка, которая высокая. Спрашивала, все ли у тебя в порядке и куда ты делся.
Мама, говоря это, стояла ко мне спиной, выставляя на посудомойке режим, но я почувствовал, как она довольно улыбается, и покраснел.
– Ты ей нравишься, – заключила она.
Они что, сговорились?– Давай не будем обсуждать эту тему? – вспылил я. Мама развернулась и пожала плечами.
– Хорошо, не будем. Но другая девочка, которая, как ты говоришь, с белыми волосами, не звонила. Пока, я убегаю!
Я чмокнул ее в щеку и она, действительно, убежала, оставив меня в глубоком смятении.
Да, мама у меня тот еще кадр! Надо же, так уколоть, и как-то походя, мимоходом. И не придерешься – сказала чистую правду.