Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
– А ты не пробовала извиниться? – улыбнулся я, начиная вгонять гвозди в крышку ее гроба. – Просто извиниться? Искренне? Признав, что была не права?
Катарина опустила глаза в землю.– Нет, у тебя даже мыслей таких не было, продолжал я. – Ты же всегда права, как же так! Все вы всегда правы, такие как ты!
– Ты не умеешь извиняться! – закричал я на нее, ловя кайф от получившегося эффекта. – Хотя я мог понять тебя! Понять, чем ты рисковала, когда я помчался по трассе, верхами! Из-за чего вышла из себя! Но нет я же валенок, я тупой! Я не пойму! Или нет, не, не тупой? – Я сделал паузу.
– Да, я не тупой! Я пойму! – воскликнул я. – Это ТЫ не можешь сделать шаг! Унизить себя перед тем, кто младше и слабее! Тебе проще организовать войсковую операцию в городе, и не одну, чем признать в чем-то неправоту и извиниться!
Так ответь: почему я должен относиться к тебе тепло? – закончил я, понизив тональность до обычной. – Почему должен быть тебе благодарен, если ты думаешь не обо мне, а в первую очередь о себе и своей гордыне?
Постояв и не дождавшись ответа, я развернулся и побрел по коридору. Сзади раздался ее окрик:
– Стой!
Я остановился. Обернулся.– Прости, я была не права, – произнесла она, вкладывала в голос раскаяние, но я видел, что это фальшь.– Я привыкла играть человеческими судьбами и заигралась. Да, мне оказалось проще придумать войсковую операцию, чем извиниться. Доволен?
– Я-то доволен, – усмехнулся я. – Как знающий тебя. Но на сцену тебе нельзя – сторонний зритель не поверит.
Она вспыхнула, но сдержалась.– Я извинилась. Как ты и хотел. Будешь и дальше дуться?
Я понял, что не стоит перегибать. Портить отношения с нею не резон, ибо какая бы она ни была, а знакомое зло лучше незнакомого. Если вместо нее дадут кого-то другого, я взвою – придется заново «пристреливаться», заново проходить весь геморрой, который мы с нею благополучно миновали. Да и… Ужалить Катарину, как показала практика, я могу, не такая она непробиваемая, а каковой будет другая куратор?
– Нет, не буду. Но ты должна меня понять… – начал я, она перебила:
– Я понимаю.
В ее голосе засквозило теплотой. И я не мог найти ни одного оттенка интонации, говорящего о фальши.
– Я плохая. У меня гордыня. И я не люблю никого, кроме себя, – продолжила она. – Но я исправлюсь. Обещаю.
Согласен, со стороны это звучало дико. Детсадовские какие-то аргументы. Но битва шла не на уровне слов, а на уровне восприятий, на уровне интуиций, если можно обозвать это так. И главный вывод, который я сделал, что она совсем не так безнадежна, как я считал. Я не безразличен ей, она действительно испытывает привязанность и симпатию. И не желает зла. Конечно, проявляется это согласно ее собственному искореженному корпусом мировоззрению, но порывы в ее душе все же есть.
– Хорошо, уговорила. – Я выдавил тяжелую улыбку.
– Мир? – улыбнулась она и протянула руку. Я пожал ее:
– Мир.
* * *
Мы неспешно бродили по техническим помещениям и стрельбищам, подбирая скафандр, пробуя систему прицеливания и ориентирования на специальных тренажерах и мишенях. Тянули время. Чтоб не сойти с ума, его надо было хоть чем-то занять – собрались еще не все, кто должен был прибыть на мероприятие.
Ветераны – особое сословие, особая прослойка, честно заслужившая себе множество привилегий. Например, явиться не к десяти, как было условлено, а часам к одиннадцати-двенадцати, наплевав на дисциплину и пунктуальность, несмотря на то, что «военнослужащими» они остаются до самой смерти. Для них не существует понятия демобилизации, даже звания у них остаются до конца жизни. Не «полковник в отставке», например, как у военных, а просто «полковник», в любом возрасте и на любой должности. Потому, пока не подъедут все, кто запланирован на сегодня, испытание не начнется, и плевать на такую условность, как мое личное желание поскорее начать, чтобы не свихнуться в ожидании неизвестного.
– Для чего мне вообще нужен куратор? – спросил я, опуская раскаленный игломет, из которого только что жарил очередями, ставя его на стойку. Отводил стрельбой душу. – Да еще и персональный? Чтоб девчонки не съели? Неужели они такие страшные?
Катарина грустно усмехнулась, протягивая мне мое оружие, за которое я отвечаю:
– Так и думала, что ты будешь далек от этой темы.
– Почему?
– Опыт. У тебя его нет. Потому ты не способен оценить угрозы и вызовы. А они есть, и весьма серьезные!
Пауза.– Тебя съедят в первую же неделю, – улыбнулась она. – Ты беззащитен перед нашим контингентом. А сбежать, уйти отсюда после того, как за тобой закроются двери, тебе никто не позволит. – Она сделала кислую гримасу.
Ее слова меня не впечатлили. Я, конечно, предвидел проблемы, но не такие, как она сгущает краски.
– Можно этот момент подробнее?
– Разумеется! Ладно, пошли, нас вызывают. – Она облегченно вздохнула и направилась к выходу. Я поспешил за ней. Тяжелый гермозатвор «тира», напичканного всевозможным оружием, опустился за нашей спиной. Хоть оружие у них и валяется везде, где только можно, но вскрыть такой не имея ключей и разрешений вряд ли реально.
– Загибай пальцы. – Катарина картинно прокашлялась, и начала менторским тоном. – Первое – мировоззренческий конфликт. Ты попадешь в незнакомое место с незнакомыми варварскими порядками и жесточайшей дисциплиной. Ты сам видел, молодняк здесь ходит по струнке, а тебя будут дрессировать наравне с ними, если не больше Или думаешь, тебе сделают персональную скидку, как ценному «сотруднику»?
Нет, так я не думал. Она прочла у меня это на лице, растянув свою улыбку еще шире.
– Тебя будут окружать… Люди с непонятным тебе, но устоявшимся мировоззрением, диким для «гражданки». Ты никогда с таким не сталкивался, Маркиза не в счет, и не знаешь, какую модель поведения с подобными людьми использовать. Это конфликт?