Золотая планета. Тетралогия
Шрифт:
– Я понял, ваше величество. Просто не дает покоя...
– Сбился.
– Да, вы правы, это не важно. Но мне всего восемнадцать, и на некоторые вещи я еще смотрю детскими глазами. Например, на возможность пообщаться с родственниками таинственной неизвестной мне мужской линии...
Она покровительственно улыбнулась, но это оказалась и вся ее реакция. И я понял, что лучше закрыть тему - эта женщина слишком хорошо владеет собой, чтобы я смог выяснить что-то более подробно. Пока, во всяком случае, раскрытие тайны моего рождения не светит, хотя я определенно ее родственник.
– А если бы меня убили?
– задал я другой вопрос. Глупый, но быстро придумать что-то тяжеловесное не получилось.
– В той схватке с "сорок четверками" или в любой другой? В меня столько вложено, и... Вы не боялись рисковать проектом?
Она вновь покровительственно улыбнулась.
– Ты когда-нибудь играл в рулетку?
– начала издалека. Я скромно пожал плечами.
– Но ты наверняка должен знать ее основное правило. Потому, что это не просто правило, это закон всей нашей жизни, ибо вся она в какой-то степени одно большое казино.
Это правило гласит, Хуан, что нельзя что-то выиграть, ничего не поставив на кон. И чем больше ты хочешь получить, тем больше должен ставить. Поставив один империал и выиграв, уедешь из казино на такси. Поставив тысячу - купишь новую машину. Сто тысяч - станешь богачом. Но если желаешь играть по-крупному, стать тем, кем тебе не светит быть никогда и ни при каких обстоятельствах, то и ставка должна быть соответствующая.
– Жизнь, - произнес я.
– И эта ставка - жизнь. Как минимум.
Она кивнула.
– Вот именно, как минимум. Иногда и жизнь - не такая великая цена. Но сейчас ты ставил на кон ее, желая продолжить борьбу за то, чтобы вылезти в дамки, стать членом королевского клана с невероятной поддержкой. Тебе ведь говорили про моих дочерей?
– резко сузились ее глаза.
– Я это понял и сам, ваше величество...
– съежился я, вдруг почувствовав себя неуютно.
– Про ваших дочерей. Особенно про старшую. Нельзя отдавать такие козыри Феррейра.
Усмешка.
– Ну, о Феррейра говорить рано, слишком рано. Как и о Фрейе. Но главное, ты понял - кем можешь стать. Вопрос свелся лишь, готов ли ты платить свою цену, делать свою ставку? И что ответишь мне сейчас, сидя в этом кабинете?
– ее лицо вновь расплылось в улыбке. Которую я ей вернул.
– Учитывая, что это был далеко не последний риск, не последняя ставка? Готов, ваше величество. Вы же видели.
– Да, видела.
– Она удовлетворенно кивнула.
– И ты правильно понял, это было лишь самое начало. Скажу больше, этот риск будет с тобою всегда, особенно после окончания обучения. То, что происходит сейчас...- Она махнула рукой.
– Вы ведь тоже делали ставку?
– Я почувствовал, что окончательно расслабился, и разговариваю не с королевой, а... С хозяйкой мелкой фирмы, в которой работаю разносчиком пиццы. Что мы на равных, просто она тяжеловесней в силу возраста и опыта. Я достиг высоты, о которой мечтал, прошел пропасть, отделяющую меня-обыкновенного от меня-теперешнего. Даже не приняв присягу, я уже стал телохранителем ее величества, и дороги назад нет именно отсюда, с этого момента, от этой точки отсчета. Я ее человек, поэтому она позволяет себе сидеть и трепаться на равных. И знаете, это непередаваемое ощущение!
– Я тоже делала ставку, - согласилась она.
– И рисковала многим, очень многим.
– Ее лицо приняло задумчивое выражение, по нему пробежали морщинки.
– Ты даже не представляешь, чем, Хуан. Но у меня свой приз, своя цель, и считаю, она того стоит.
И лучезарная искрометная улыбка, как итог монолога.
– Еще есть вопросы?
– Что будет с "сорок четвертыми"?
– скорее по необходимости спросил я, примерно представляя, что она ответит.
Действительно, так и есть.
– Их должны были "расстрелять", ибо вина их признана единогласно всем Советом. Однако, девочки Елены получили тайный приказ стрелять по плите поверх их голов. Это был крайний вариант, резервный, на случай, если ты не выйдешь или вернешься домой. После этого ее помощница зачитала бы всем мой указ о помиловании. Извини, подтвердить ничего не могу, бумаги остались у помощницы Елены внизу.
– Что вы, ваше величество!
– воскликнул я, взмахнув руками.
– Я и думать не смею, что вы можете соврать!
– Это хорошо.
– По ее губам пробежала ядовитая ухмылочка.
– Но с другой стороны не очень. Потому, что верить нельзя никому. Особенно мне. Надеюсь, этот закон жизни ты знаешь?
– Знаю, - улыбнулся я.
– И никому не верю. Но сейчас не тот случай, неправда ли? А девочки... Все-таки стрелять в них было обяза...?
– Если бы кто-то из них обделался в момент выстрела - это были бы их и только их проблемы, - перебила она.
– А за потрепанные нервы пусть говорят "спасибо" себе. Их никто не заставлял шкодить. Пусть радуются, что с ними поступили так, можно было бы обойтись и круче.
– Круче? Но их все равно вышвырнут! Причем всех! Куда круче?
– Смысл в том, куда их вышвырнут, Хуан. Можно ведь оказаться штатной медсестрой персонала исследовательской станции за орбитой Урана, а можно стать силовиками в службе вербовки, отбирать и охранять зеков для Полигона. Пока более вероятен второй сценарий. Пока.
– Ее величество оскалилась.
– Еще?
– Сеньора Ортега долго ломалась?
Веселость с лица моей собеседницы будто сдуло ветром.
– Она сдала тебя только тогда, когда ей показали бумаги с моей подписью о помиловании. Сучка настырная, отправить ее в народное хозяйство, что ли?
– сама себе задала она вопрос и вымученно вздохнула.
– Но после этого да, выложила все как на духу. Но ты и сам подставил ее, выдал нам на блюдечке, так что сам и виноват.