Золотая середина, или Игра в сволочей
Шрифт:
– Можно, еще долго можно.
И только потом он рассказал о случившемся.
– Возможно, я бы остановился, но тут Верка крикнула «сворачивай, пока никого нет». Я, конечно, сам, виноват – запаниковал, растерялся. Но, с другой стороны, если бы я остановился, мне маячило бы четыре года принудительных работ или пять лет тюрьмы…
– Кошмар! Правильно, что не остановился. – Ольга была потрясена и озабочена. – Тюрьмы нам только и не хватало.
– Возможно, и скостили бы сколько-то, – продолжал Лунин. – Но опять же «возможно». Полная непредсказуемость. И не посоветуешься ни с кем, потому что… нельзя никому говорить. А если явка с повинной… Представляешь, всё вокруг пропитано
– А могут тебя найти? – спросила Ольга, одеваясь.
– Вроде бы, не должны. Но есть другая опасность, и очень серьезная.
– Какая?
Лунин помолчал, натягивая джинсы.
– Как же это все не вовремя, ёлы-палы – пробормотал он.
– Что? Какая опасность?
– Понимаешь, тут такое дело. Верка дала мне понять, что если я разведусь с ней, то она меня… сдаст. Пойдет, куда надо, и всё расскажет. И тогда меня уже точно посадят, я же скрылся с места… преступления.
– Она же сама тебя к этому подтолкнула! – воскликнула Ольга.
– Попробуй докажи. В общем, мрак какой-то.
Они сидели, обнявшись. Вот-вот должна была заявиться Маруся.
– Ты веришь, что она может решиться на это? – спросила Ольга.
– Зная ее мстительный характер, допускаю. Она чувствует, что я ее не люблю, что она мне просто физически неприятна. Иногда она становится неадекватной, остервенелой. Отвратительной.
– Но она же, получается, соучастница! Какой смысл ей тебя сдавать? Её же тоже могут привлечь.
– Наговорит с три короба, что, типа, уговаривала меня сознаться, а я ни в какую. Выкрутится.
– И что теперь?
Лунин вдруг нервно рассмеялся.
– Если следовать сценариям дебильных детективов, которые сейчас гоняют по телевизору, то проблема решается легко, – сказал он. – Я просто должен ее убить. Ну, типа, отравить, или подтолкнуть с обрыва, или утопить. Как бы, несчастный случай. Совершив злодеяние, мы заберем малышей к себе, будем жить спокойной, счастливой жизнью, а какой-нибудь въедливый следователь будет вокруг нас крутиться, вынюхивать…
Ольга шлепнула ладошкой по его плечу.
– Павел, я серьезно! Что нам делать? Это тупик какой-то, я вообще выхода не вижу. Плакать хочется.
Действительно, в ее глазах блеснули слезы.
– В тюрьму я тебя не отпущу, – твердо сказала она. – Ненавижу эти наши законы, они формальные, бесчеловечные.
– Эх, Оленька, если бы, не дай Бог, сбили бы вот так кого-то из наших близких, о законах другой бы был разговор. Не в этом дело. Закон есть и пусть. Есть люди, обязанные следить, чтобы он выполнялся, они за это деньги получают. Но поскольку им на нас, в принципе, наплевать, наша задача – самим позаботиться о себе любимых и вывернуться как-то из этой хрени.
– Хорошо, давай выворачиваться, – согласилась Ольга. – Никакой явки с повинной не будет, это мы решили. Что дальше?
– Пока не знаю. Просто ума не приложу. Думать надо.
– Может, ты слишком мнительный и преувеличиваешь? – настойчиво спрашивала Ольга. – Мало ли что она в сердцах сболтнула, а мы тут накручиваем. Неужели она надеется удержать тебя угрозами? Она же не монстр, не чудовище, чтобы засадить в тюрьму отца своих детей. В конце концов, после развода ты бы ей деньгами помогал, а из тюрьмы какая помощь? Она же не совсем дура. Тебе надо с ней поговорить. Ты умеешь убеждать. Моего отморозка ты же сумел убедить.
– Постучи по дереву, – сказал Лунин.
Отморозком они называли бывшего мужа Ольги. И не только потому, что его фамилия была Морозов. Странным образом этот мерзкий тип создал благоприятные условия для того, чтобы Павел и Ольга познакомились. Если бы он не выбил Ольге зуб, она бы не пришла на приём к «Доброму стоматологу». Обычно Морозов бил жену кулаком в голову, но на этот раз его руку повело после третьей рюмки, и кулак пришелся в челюсть. Челюсть устояла, а один из зубов – нет. Пока Лунин занимался не один день ее зубом, удаляя остатки корня, готовя соседний зуб под коронку с мостиком, он успел молодую, симпатичную женщину хорошо рассмотреть. У нее был измученное, явно заплаканное лицо, он воспринял бы это как последствие, связанное с потерей зуба, если бы под левым глазом на коже не проступала желтизна. Он замечал, что она тоже его рассматривает – украдкой, с детской доверчивостью.
– Как это вас угораздило избавиться, судя по всему, от здорового зуба? – не удержался он спросить с добродушным укором.
– Мыла пол, поскользнулась, упала, ударилась о батарею, – произнесла она скороговоркой.
Ее ответ прозвучал, как «поскользнулся, упал, очнулся – гипс», и Лунин, не удержавшись, рассмеялся.
– Вы не только добрый стоматолог, но и веселый, – живо откликнулась она.
Лунин всегда ценил преимущество стоматолога перед специалистами других медицинских сфер в том, что пациент у него во время лечения вынужден молчать, поскольку говорить с широко открытым ртом не очень ловко. Любой неугомонный болтун умолкал перед ним в кресле. А тут он невольно пожалел, что ему приходится общаться только в форме монолога. Личное пространство между пациентом и стоматологом, как правило, сужено до критичного минимума, рот, губы, зубы – интимная зона, и не каждый выдерживает это испытание. У Лунина в клинике время от времени случались влюбленности. Особенно доставалось миловидной Эльвире. Она жаловалась, что некоторые мужики-пациенты начинают ей «строить глазки», делать намеки, спрашивать «телефончик», а то и бывало, кое-кто подкарауливал на улице, чтобы вместе прогуляться. И ортопед Лариса Витальевна призналась как-то, что не знает, как отвязаться от навязчивого ухажера. Сам Лунин тоже не избежал подобных историй, он даже поимел пару романов, последний из которых закончился нескладно, заставив его пережить немало неприятных минут. Пациентка влюбилась не на шутку, а для него это было сладостное, но мимолетное приключение. Когда его пыл поугас, и встречаться он стал соглашаться всё реже и реже, а потом и напрямую признался, стараясь быть щадяще мягким и доброжелательным, что им лучше расстаться, оказалось, что на той стороне за любовь решили бороться. Были и бесконечные телефонные звонки, и слезы, и визиты в клинику с бессмысленными разговорами, и хватание за рукав на улице, и даже жирная надпись на кирпичной стене перед окнами клиники, на потеху публики: «Павел, я люблю тебя!».
Однажды Лунин провел с персоналом рабочую летучку с повесткой «Как вести себя в условиях сексуальных домогательств со стороны пациентов». Он произнес короткую речь, в которой прозвучало его стратегическое понимание данной проблемы. Он заявил, что «некоторые пациенты принимают наше обходительное, ласковое и даже трепетное отношение к ним в процессе лечения за проявление, как это по-дурацки ни звучит, обольщения, совращения, короче, они начинают думать, что вы к ним не равнодушны и с вами можно замутить. Что делать в такой ситуации? Ни в коем случае нельзя отказываться от принятой нами линии поведения. Сто раз говорил и вновь повторяю, что клиент всегда прав, и при любом раскладе мы окружаем его заботой, вниманием и… лаской в приличном смысле этого слова. Если клиент проявляет к вам знаки внимания, то это даже хорошо».
Конец ознакомительного фрагмента.