Золотая всадница
Шрифт:
– Ах, я совершенно в этом не разбираюсь! – вздохнула Амалия. – Спорить на деньги, по-моему, вульгарно. Знаете что? Давайте спорить на желание. Кто проиграет, обещает выполнить желание выигравшего. Разумеется, оно должно быть в пределах разумного.
Михаил опомнился. Столь странное условие связывало его по рукам и ногам, но Амалия смеялась так заразительно и, казалось, была в таком восторге от своей новой игрушки – Тиволи, что князь простился с молодой женщиной с большой неохотой. Он уехал в свою резиденцию, а Амалия отправилась распоряжаться насчет того, чтобы как следует почистили старый, заросший тиной
– И еще мне понадобятся фейерверки, – сказала она Петру Петровичу, который мрачно расхаживал по дому, заложив руки за спину.
– Фейерверки?
– Ну да. И лебеди.
Оленин внимательно посмотрел на свою сообщницу, но не заметил никаких признаков того, что она шутила.
– Вы собираетесь подать их на званом ужине? – спросил Петр Петрович замогильным голосом.
– Вы в своем уме? – рассердилась Амалия. – Как можно есть лебедей! Пусть они плавают в пруду, это же так красиво!
Оленин вытер холодный пот и поспешно откланялся. Отчего-то у него адски разболелась голова. Кроме того, он никак не мог взять в толк, каким образом преображенный парк, обновленный дом, лебеди и фейерверки приблизят их к заветной цели – русской базе в Дубровнике.
– Ну-с, – спросил король вечером у своего адъютанта, – что поделывает наша гостья, баронесса Корф?
– Ничего особенного, государь, – отвечал Войкевич, но его глаза смеялись. – Представляете, она купила Тиволи у Верчелли и решила все там переделать. Парк теперь выглядит так, словно там окопалась гвардия Наполеона, которая сдерживает атаки русской кавалерии. Кроме того, наша гостья заключила пари с наследником, что через две недели все будет готово, и обещает устроить по этому случаю грандиозный вечер.
– В самом деле? – изумился король. – Поразительная женщина! А каковы условия пари?
– Князь ничего об этом не сказал, – ответил адъютант.
– Ах вот как! – протянул заинтригованный Стефан, однако не стал развивать эту тему.
– Она ездит в желтой амазонке на желтой лошади, – донес Лотте Рейнлейн генерал Ракитич. – Грозится устроить из Тиволи Версаль. Сдается мне, она что-то задумала, только пока непонятно, что именно.
– Версаль? – протянула Лотта и задумалась. – А что, желтый цвет сейчас в моде?
Пока вся Любляна ломала головы над странным поведением баронессы Корф, обсуждая ее планы по превращению Тиволи в Версаль и ее невиданного скакуна, слуги князя Михаила заметили, что утренние верховые прогулки их господина делались все продолжительнее и продолжительнее. Объяснение нашлось очень быстро: наследник, который раньше галопом, не задерживаясь, проносился через парк Тиволи, теперь предпочитал ездить с толком, с чувством, с расстановкой и непременно заворачивал к замку, где вовсю кипела битва человека с природой. Амалия встречала своего гостя с неизменным радушием, и, хотя князь в глубине души был готов к тому, что рано или поздно она заведет с ним разговор на политические темы, его очаровательная собеседница, казалось, была поглощена только перестройкой Тиволи.
– Как вы находите эту статую? Не правда ли, она чудесна? Копия «Персея» Челлини, только не из темного металла, а из гипса. Мне очень понравилась эта вещь, когда я была во Флоренции. Она стоит там в портике рядом с площадью… Обратите внимание, какой тут Персей – совсем еще мальчик! Поразительный скульптор был
И Персея начинали двигать, повинуясь указаниям Амалии, а она порхала вокруг, сверкала глазами, расточала улыбки, и было в ней что-то нездешнее, что-то от яркой диковинной птицы, которая неведомо как залетела в эти края. Князь Михаил смотрел на нее и тихо млел, не подозревая, что неподалеку человек Войкевича, переодетый садовником, тщательно отмечает про себя все нюансы бесед наследника с баронессой.
– Сегодня он задержался на сорок минут, – докладывал вечером соглядатай, преданно глядя на королевского адъютанта. – Советовал расположить корт для тенниса рядом с прудом. Баронесса горячо его поблагодарила, а как только он ушел, велела строить корт совсем в другом месте, ближе к замку.
– Еще что-нибудь?
– Да. Она распорядилась устроить на подходе к замку четыре цветника в форме буквы «А». Я так понимаю, это потому, что ее Амалией зовут…
– Это совершенно несущественно, – оборвал его полковник. – Ступай и продолжай наблюдение.
Сообщив новые пароли и лично обойдя все караулы в королевской резиденции, Войкевич почувствовал, что ему неплохо было бы и отдохнуть, и отправился к себе домой. Время было уже за полночь, и он в который раз с грустной иронией подумал: «И какая женщина выдержит такое?»
Войкевичу было 27 лет – самый подходящий возраст, чтобы обзавестись семьей, и порой он пытался представить себя женатым человеком, но без особого успеха. Он отлично понимал, что принадлежит не себе, а королю, и будущей жене придется с этим мириться, а раз так, в семье неизбежно начнутся ссоры. Впрочем, статному адъютанту и без жены приходилось неплохо. У него было множество подруг, более или менее постоянных, но он ничуть не обольщался на их счет. Справедливости ради стоит добавить, что он вообще не был склонен обольщаться.
Дома его ждал посетитель, и, едва увидев Кислинга, сквозь напускное спокойствие которого сквозила напряженность, Войкевич отчего-то разозлился. В глубине души он терпеть не мог чванливого австрийца – даже больше, чем Оленина, который постоянно его задевал.
– Чем обязан чести видеть вас? – спросил полковник, даже не предлагая гостю сесть.
Кислинг слегка скривил тонкие губы в намеке на улыбку.
– Я пришел уберечь вас от колоссальной ошибки, – тихо промолвил резидент. И, вплотную приблизившись к Милораду, прошипел: – Не становитесь у нас на пути!
– Дорогой Томас, какая муха вас укусила? – притворно изумился Войкевич.
– Мне известно, что вы отговорили короля подписать с нами договор по поводу Дубровника, а ведь его величество совсем было решился на это. – Кислинг покачал головой. – Это не по-дружески, господин полковник. Вспомните, сколько подарков вы от нас получили. Его императорское величество Франц-Иосиф был готов дать вам орден, если вы поспособствуете нашему делу…
Он увидел колючий взгляд своего собеседника, уловил, как дрогнули его ноздри, как недобро сжался рот. В следующее мгновение господин адъютант его величества полил Франца-Иосифа, Австрийскую империю и лично Кислинга отборной бранью, закончив свою краткую, но энергичную речь пожеланием, чтобы престарелый император засунул свой орден туда, где наград не носят в принципе.