Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)
Шрифт:
Оттянув защелку, я рывком дернул раму вверх. В комнату ворвался ледяной ветер со снегом. Я вскарабкался на подоконник, и треск позади подсказал, что дверь упала.
От слежавшегося снега на подоконнике колени у меня промокли, пока я выбирался наружу, готовясь к прыжку. В комнате раздался оглушительный взрыв, и что-то обожгло мне плечо, будто каленым железом. Вскрикнув от боли, я потерял равновесие и свалился вниз.
К счастью для меня, под окном рос лавровый куст, не то я расшибся бы. Рухнул я на него всем телом. Упади я на дерн, то переломал бы себе все кости. В мгновение
Последовать скорым, но тяжким маршрутом, который прельстил меня, они не пытались, будто дожидаясь чего-то. Очень быстро я понял чего. От парадной двери послышались бегущие шаги.
Внезапно стихший топот подсказал мне, что человек миновал гравий и бежит по дерну. Я отступил шага на два, выжидая. Вокруг было черным-черно, и я не боялся, что меня увидят. Свет из окна до меня не доставал.
Остановился бегун, чуть до меня не добежав. Последовал короткий разговор:
– Ты его видишь?
Спрашивал не Бак. А вот ответил Бак. Когда я понял, что преследователь, который стоит совсем рядом, на чью спину я вот-вот прыгну и чью шею, если будет угодно провидению, сверну штопором, не кто иной, как мистер Бак Макгиннис собственной персоной, меня переполнила радость, пережить молча такую трудно.
Оглядываясь назад, я чувствую даже слабую жалость к Макгиннису. Хорошим человеком он не был. Безусловно, он заслужил все, что на него надвигалось, а все-таки ему не повезло, что он очутился именно там, именно в этот миг.
Боль в плече, царапины на лице и злость на то, что я вымок и замерз, ввергли меня в дикую ярость. Я был полон решимости разделаться с любым, кто бы ни подвернулся под руку. В груди нормального, мирного человека такие желания возникают редко. Короче говоря, меня обуревала бешеная драчливость, и я смотрел на Бака как на дар небес. Он успел проговорить: «Нет, не могу…» И тут я прыгнул на него.
Мне доводилось читать о прыжках ягуара, и я сам видел весьма впечатляющие полеты полузащитников на футбольном поле. Мой прыжок соединил лучшие качества и тех и других. Я столкнулся с Макгиннисом где-то в области пояса, и вопль, какой он издал, когда мы с шумом свалились на землю, прозвучал музыкой для моих ушей.
Сколько истины в старой римской пословице «Surgit amari aliquid». Всегда чего-то да недостает. В программе, какую я набросал, поражение Макгинниса было всего лишь второстепенным пунктом, так сказать, прелюдией. Действия, какие я желал бы совершить, повергнув его, совершить мне было не суждено. Потянувшись к его горлу, я заметил, что свет из окна потускнел. Плотная фигура выбралась на подоконник, как до этого я, что-то зацарапало по стене – он спускался, чтобы прыгнуть.
Наступает
Я высвободился – Макгиннис был странно покорен – и очутился в темноте и безопасности в тот самый миг, как подкрепление коснулось земли. На этот раз дожидаться я не стал. Мою жажду битвы в какой-то степени утолил бой с Баком, и я с честью мог укрыться в безопасном месте.
Сделав большой крюк, я пересек подъездную дорогу и продрался через кусты в нескольких ярдах от автомобиля, наполнявшего ночь тихим урчанием мотора. Было любопытно понаблюдать, что предпримет враг дальше. Маловероятно, что они пустятся прочесывать сад. Я предположил, что они признают поражение и уберутся, откуда явились.
И оказался прав. Долго ждать мне не пришлось. Очень скоро в свете автомобильных фар появилась маленькая группка. Трое шли сами, а четвертого, ругавшегося с яростью и вдохновением, выдававшим настоящего знатока, они несли на руках, сплетенных наподобие носилок.
Водитель, деревянно восседавший за рулем, обернулся на шум.
– Ну, захватили? – спросил он.
– Никого мы не захватили, – угрюмо бросил один. – Нету там Золотца. А Сэма мы ловили, но он смылся, да еще Бака отдубасил.
Они водрузили свой бесценный груз в машину, и Бак, сидя там, изрыгал весь свой репертуар ругательств. Двое залезли вслед за ним, а третий уселся рядом с водителем.
– У Бака нога сломана, – объявил он.
– Вот это да! – отозвался шофер.
Ни одного молодого актера, награжденного первыми аплодисментами, не пробирала такая сладостная дрожь, какая пробрала меня при этих словах. В жизни случаются триумфы и благороднее сломанной ноги похитителя, но тогда я так не думал. Я едва сдержался, чтобы не издать победный клич.
– Заводи! – бросил бандит на переднем сиденье. Рокот перешел в рев. Развернувшись, автомобиль с нарастающей скоростью покатил по подъездной дороге. Рев мотора становился все слабее и наконец затих вовсе. Отряхнув снег с пиджака, я направился к парадной двери.
Войдя в дом, я освободил Уайта. Тот лежал все там же, где я его видел. Развязать узлы на запястьях и щиколотках ему не удалось. Я оказал ему помощь довольно тупым перочинным ножиком. Уайт поднялся и принялся молча растирать затекшие руки и ноги.
– Они уехали, – сообщил я. Он кивнул.
– Вас мешком стукнули? – Он опять кивнул.
– А я сломал Баку ногу, – со скромной гордостью поведал я.
Уайт взглянул недоверчиво. Я пересказал ему как можно короче все свои приключения. Когда я дошел до того, как сделал Баку подсечку, мрачность на его лице сменилась веселой улыбкой. Увечье Бака всем окружающим доставило массу радости. Уайт, например, выказывал неподдельный энтузиазм.
– Хоть обуздает его на время, – заметил он. – Думаю, недели две мы про него не услышим. Лучшего лекарства от головной боли мне в жизни не давали.