Золото Ариеля
Шрифт:
Пелхэм перевернул страницу. На другой стороне была написана фамилия его жены. Ее девичья фамилия.
— Не знаю, кто мог написать такое, — сказала Кейт.
Она стояла в своей спальне в шелковом халате и, не отворачиваясь, встретила его взгляд.
— Это, конечно, пустяки.
— Пустяки? — спросил Пелхэм. — Стихи о любви?
Кейт подошла к окну, потом обернулась и снова посмотрела на него.
— Это вздор, не более того, — повторила она. — Такие стихи при дворе ходят по рукам день или около того. Все читают их какое-то время, а потом они забываются.
Пелхэм предъявил стихи, как обвинение.
—
— Я не знаю. У меня нет объяснений этому. Но я не поощряю такие знаки внимания. Кто-то совершил ошибку.
Все еще глядя на нее, он разорвал стихи на мелкие клочки, а потом подошел к камину и бросил их в пламя. Он встал спиной к огню и сказал:
— Еще одно. Я ходил сегодня в контору узнать, нет ли каких-либо новостей о «Розе».
Она присела на край кровати и ждала, нервно сцепив пальцы.
— Один из тех кораблей, которые плыли в том же караване, — продолжал он, — прибыл в Бристоль неделю назад. Но «Роза» получила сильные повреждения во время шторма, и, очевидно, ей пришлось направиться к американскому материку в сторону испанских владений. Опасаются, что ее груз может быть изъят. Если эти слухи верны, тогда все, что я вложил в «Розу», пропало, у меня появятся долги, и их придется выплачивать.
— Долги, которые вы сделали задолго до того, как женились на мне.
— Разве моя вина, что я родился в семье, не имеющей ни богатства, ни привилегий? Я говорю вам об этом потому, что нам, возможно, нужно будет экономить. Возможно, нам даже придется продать этот дом.
Она медленно поднялась и огляделась.
— Это дом моей матери. Здесь я прожила всю жизнь…
Пелхэм оборвал ее:
— Вас с детства приучили ждать от жизни слишком многого. Именно ваш отец с его глупыми заграничными путешествиями растратил большую часть вашего наследства.
— Его занятиями я, по крайней мере, могу гордиться.
Пелхэм побледнел, у него перехватило дыхание.
— Вы раскаиваетесь, что вышли за меня, — вымолвил он, — вы всегда были холодны ко мне, всегда; и видит бог, иногда я жалею, что встретил вас.
Она направилась к двери, но он протянул руки и повернул ее к себе.
— Пустите меня, — сказала она.
Но когда она попыталась оттолкнуть его, он схватил ее халат за ворот и разорвал его до самого низа, подставив холодному воздуху ее груди, высокие, с синими жилками.
— Вы моя жена! — крикнул он. — Моя жена.
Он толкнул ее к кровати с такой силой, что она потеряла равновесие и упала на покрывало, раскинув ноги. Пелхэм склонился над ней.
— Не вздумайте кричать, — предупредил он.
Она закрыла глаза и услышала звон колоколов на улице и стук дождя по стеклу. Он взял ее быстро, пыхтя от усилий, делая ей больно. Он содрогнулся, достигнув оргазма, потом оттолкнул ее и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Кейт не плакала. Она яростно отмывалась водой из кувшина, стоявшего на комоде, оттираясь губкой. Затем она запахнула разорванный на груди и смятый халат и заметалась по комнате взад-вперед со сложенными руками и высоко вздернутым подбородком, как три года назад, когда услышала сообщение о смерти отца. Потом она отперла ящик комода, стоявшего у кровати, и вынула старые отцовские книги и бумаги: карты, дневники, письма, украшенные зарисовками того, что он видел во время путешествия на Ориноко вместе с Рейли, которое проделал четырнадцать лет назад, когда она была ребенком.
Кейт смотрела на бумаги, потом отложила их и подошла к угасающему огню, где Пелхэм разбросал разорванные кусочки стихотворения. Они все превратились в пепел, но она знала слова наизусть.
Нет, я не спал; мне это не приснилось. Но как-то вдруг все странно изменилось Из-за моей же нежности…Ах, Нед. Как же это случилось? Как ее жизнь превратилась вот в это?
6
Лондон, ты цвет всех городов,
Сокровище радости, яшма веселья.
На западном берегу реки Флит, к югу от Гоулден-лейн, стояли недалеко друг от друга дома, построенные для богатых лондонских купцов в бурные времена правления королевы Елизаветы. Дома были вместительными, помещения светлыми и просторными. Жены и дети купцов наслаждались цветущими садами, тянувшимися вдоль берегов Флит, торопливо бегущей на встречу с Темзой. Тридцать лет назад эти дома на берегу реки ценились очень высоко. Но времена изменились.
Богатые переехали в более модные жилища, а эти особняки один за другим были разделены на квартиры, которые сдавались внаем и постепенно пришли в запустение. По соседству с их стенами были выстроены примитивные хижины и сараи, а некоторые пустующие здания растащили на камни и кирпичи. Сейчас, всего через шесть лет после смерти королевы Елизаветы, эту местность населяли бездельники и преступники. Оборванные босоногие мальчишки играли среди развалин, которые заняли место некогда ухоженных садов. Несколько поздних роз цвело даже сейчас, но их никто не замечал.
Река Флит, питаемая родниками сельского Хэмпстеда, превратилась просто в сточную канаву. По течению плыло множество отходов, окруженных пеной. Иногда дети показывали друг другу на распухшее тело дохлой крысы или собаки, выброшенное на илистую отмель, иногда они замечали труп человека, жертву тайного преступления.
Когда здесь разражалась чума, а это бывало почти каждое лето, власти назначали специальных людей разводить большие костры, посыпая их смолой, чтобы очистить воздух. Рабочим платили за то, что они подбирали трупы и свозили их в известковые ямы на полях, за пределами Холборна. Попробовали даже — в разгар летнего поветрия в прошлом году — убрать огромную гору экскрементов и мусора, громоздящуюся у красилен к северу от Флит-стрит.
Но река все равно воняла, и мало кто селился здесь, если мог поселиться где-нибудь в другом месте.
В середине этого неприглядного скопления домов проходил переулок, именуемый Аллея Роз, который шел на запад от Флит-стрит к Шу-лейн и Холборну. Некогда Аллея Роз могла похвастаться несколькими просторными домами из бруса, которыми владели торговцы зерном, имевшие склады ниже по Темзе; но теперь в этих домах обосновались нищие, собиравшиеся вокруг костра на углу улицы, и единственный вид коммерческой деятельности, который имел здесь место — если не считать грязной таверны под названием «Корона» дальше по Шу-лейн и полуразвалившегося дома торговца углем на северном конце переулка, — был тот, которым занимался торговец краденым по имени Мэтью, чей дом был больше… остальных и не был разделен на квартиры.