Золото Ариеля
Шрифт:
Потом он снова встретил Кейт. Подругу детства. Они столкнулись при дворе, потому что Кейт только что была назначена фрейлиной королевы Анны. Теперь, когда ее отец умер, Кейт Ревилл превратилась в состоятельную молодую женщину, сдержанную, с чувством собственного достоинства. И красивую, как обнаружил несчастный Нед.
Они разговаривали друг с другом, как вежливые незнакомцы. Он был скован, полон отвращения к себе, как если бы она слышала о его отношениях с Нортхэмптоном.
Кейт предложила ему навестить ее в доме
Когда минуло три недели, она пришла однажды вечером в его квартиру у Темпла. Он вернулся после попойки с друзьями. Увидев ее в дверях, закутанную в плащ и без сопровождающих — а было далеко за полночь, — он мгновенно протрезвел и преисполнился чем-то вроде отчаянья.
— Вы не пришли навестить меня, — сказала она. — Я беспокоилась о вас.
— И напрасно, — с горечью ответил он. В голове у него клубились винные пары. — Никто не должен беспокоиться обо мне. Я вот о себе не беспокоюсь.
Друзья уже ушли. Нед посмотрел на темную улицу.
— Никогда не следует выходить из дому в такой поздний час. Вы не сможете вернуться домой одна.
— Тогда мне придется остаться, — заявила она и протиснулась мимо него в коридор. — У вас не осталось вина?
Он провел ее в неприбранную гостиную и скрыл удивление, когда Кейт села и выпила все вино, которое он предложил ей. Сам он больше не пил. Они беседовали о прежних днях — о саде, о реке, об ее отце, который умер во время путешествия в Гвиану годом раньше, и о его бесконечной храбрости.
Потом она встала, чтобы снять плащ. Нед тоже встал, и когда девушка протянула ему плащ, он увидел, что под плащом на ней надето красивое платье из газа, такие платья, как он заметил, носят легкомысленные женщины при дворе, но она их никогда не носила. Лиф, выкроенный плотно по фигуре, облегал грудь и тонкую талию. Он видел вены на ее шее, бьющуюся там жилку. Щеки у нее горели, красивые зеленые глаза стали ярче от выпитого вина. Шелковистые каштановые волосы свободно падали на плечи, блестя при свете свечей.
Он стоял, не зная, что сказать, что сделать.
Кейт проговорила низким голосом:
— Я слышала, как на днях о вас говорили при дворе. Фрейлины королевы. Леди Боутон, Мэри Уолтер и другие. Они сказали, что им очень нравится ваше общество, Нед. И что вас можно купить. Они раскрашивают свои лица и носят вот такие платья. Они пьют очень много вина. И делают вам подарки. Должна ли я это сделать, чтобы вы меня заметили?
— Кейт, — сказал он, беря ее за плечи. — Кейт, боже мой, я отведу вас домой, сейчас же…
Она оттолкнула его.
— Мужчины считают, что я холодна, — произнесла она. — Я не так красива, как леди Боутон. Мне полагается сидеть дома и заниматься вышиванием.
Он снова взял ее за плечи и встряхнул.
— Эти женщины — шлюхи. Они ничто по сравнению с вами.
— Но из-за них вы не посещаете меня. Из-за них вы хотите, чтобы я теперь вернулась домой.
— Ах, Кейт. Вы красивы. Слишком красивы для меня…
— Завтра я буду при дворе, — заявила она. — Я предложу себя первому же, кто подойдет ко мне. Я пойду на улицу ночью, чтобы узнать, что нужно мужчинам.
— Нет…
— Если ты не покажешь мне этого, Нед. Скажи мне, что им нравится. Это? Или это?
Она лихорадочно вцепилась в свое платье, раздвигая корсаж. Ее соски были темными, а маленькие груди — белыми и гладкими. Он остановил ее, обнял, поцеловал, и она отвечала на его поцелуй так, словно ее тело охватил огонь.
В ту ночь они не спали. Ее страсть казалась ему всепоглощающей. Кейт сияла красотой, словно пламя пылало в ее сердце.
Она сказала ему, когда настал рассвет, что никогда не любила никого другого и никогда не полюбит.
После этого он приходил к ней почти каждый день в ее дом на Стрэнде. Немногие слуги, которые еще помнили Неда, знали, что он друг детства их госпожи. Если слуги и считали, что Кейт и Нед слишком много времени проводят вместе, они об этом помалкивали.
То была великолепная весна. Солнце ярко светило. А ночью Кейт была для него всем.
— Больше никого, — прошептала она, привлекая его к себе, — никого никогда… — Она обняла его почти неистово. — Мне хотелось бы, чтобы мы уплыли куда-нибудь вместе, как в детстве. Мне бы хотелось, чтобы мы уплыли навсегда.
Но потом он услышал, что Эшворт посажен в Тауэр, и все было кончено.
Спустя некоторое время Нед отдал вязанку дров, которую нес, отозвал Варнаву от его новых друзей и оставил шествие, направляющееся на юг, к Темпл Стейрз. Он купил поесть себе и Варнаве в прибрежной таверне и, шаря в кармане в поисках монет, нашел две глубоко засунутые в подкладку своего дублета книжечки, которые выиграл в «Трех песенках» и которые положил туда для сохранности.
Он вытащил книги. Они были на латыни. Одна была, трактатом о евангелиях, а другая — собранием проповедей.
Он уже готов был сунуть книги обратно в карман, когда заметил два листа бумаги, вложенные в одну из них.
Нед развернул их и посмотрел на убористо написанные буквы. «Ариелю, — прочел он, — я дам дар золота. После ночи долгого и незаконного заточения встанет золотое Солнце, и это произойдет властью Камня, lapis ex caelis…»
Lapis ex caelis. Камень с небес. На одно мгновение Нед оказался далеко от Лондона, в городе Праге, куда он отправился, когда его военная служба закончилась. Он вспомнил Злату улочку и горбатые домишки под сенью замковой стены, где за закрытыми ставнями днем и ночью трудились над своими низкими печками алхимики, чтобы создать философский камень, который может превращать все неблагородные металлы в золото.