Золото для любимой
Шрифт:
Это была уловка, рассчитанная на ее доверчивость.
– Нет! Честное слово! – горячо заверила Аня и прибавила: – Просто было негде: здесь, в общежитии – всё на виду. Мы встречались где-нибудь в центре, по одному выходя отсюда, и так же возвращались. Ты знаешь, он чуть улыбается краешками губ – и кажется, что он все про меня знает, что он видит меня насквозь. Хитрый! – с восхищением произнесла она.
Да уж, лиса… Скорее, гиена. Мне снова вспомнилась змеящаяся улыбочка Армена.
– А ты уверена, что он любит тебя? Может, он и с другими женщинами такой же… загадочно-проницательный.
– Нет,
– То есть когда я поблизости, – усмехнулся я. – Ну, и что же вы с ним решили? До чего договорились глазами?
– Я ничего не знаю, Федя. Я решила ни о чем не загадывать. Как получится. Но остановиться я уже не смогу.
– И я не стану тебя удерживать. Я могу лишь порадоваться за тебя. Любовь – великий дар.
Несмотря на легкий поначалу нервный озноб, я продолжал находить удовольствие в своем самоконтроле, продолжал любоваться своим великодушием и благородством. Я же всегда был проповедником свободной любви и расставания легкого, как дуновение ветерка, сметающего пепел. Я еще не знал, что ждет меня впереди…
Глава 19. РАИС
Однажды вечером, как часто бывало, я засиделся в кухне в компании Бурхана, Гайсы и Радика. Собрался уже уйти в дом, как послышался треск мотора, брякнула дверь в воротах, и прямо во двор в свете вечерних сумерек въехал на стареньком мопеде улыбающийся мужичок в душегрейке и зеленых геологических штанах (впрочем, уже более серых, чем зеленых).
– Бурхан-бабай! – выкрикнул он, завидев показавшегося на пороге кухни старика. – Как жив-здоров? Радик, здорово, брат! Сено убрали?
Войдя в кухоньку, он весело поприветствовал всех за руку.
– Геологи? – устремил он на меня светло-голубые лукавые глазки. – Что ищите? – и не дожидаясь ответа, уселся с довольным кряхтением на стопу поленьев у печи. На лице его, темно-коричневом, с лучистыми морщинками и светлой щетиной на подбородке, играла философская улыбочка много на своем веку повидавшего человека.
– Что, Раис, как жизнь? – обратился к гостю Бурхан, также улыбаясь.
– Чту наша жизнь? Жизнь наша бабаёвская. Баба моя меня потеряла, – как будто повинился он, но сам, казалось, был несказанно рад, что его потеряли. – Она меня часто теряет… дней на десять-пятнадцать! – хохотнул он. – Думает, что она у меня одна.
Затем он сходил к мопеду и вернулся с полуторалитровой «соской». По-прежнему улыбаясь, он любовно разлил по стаканам и кружкам прозрачную, слегка тягучую жидкость. Остро запахло сивухой.
– Что ищите в наших краях? – снова повернулся приехавший ко мне. – Золото? Не там ищите! Не хрен здесь искать. Я тебе покажу, где искать. Я здесь все знаю, все здесь исходил. Надо золото? Покажу, где золото…
– Что к человеку привязался? – вмешался Гайса. – Не надо ему твоего золота! Разведку они проводят.
– А то я могу показать, – гнул свое Раис и прибавил беспечно: – А мне оно не надо. У нас тут много чего есть. На «Волгах» иной раз приезжают, спрашивают: «Где здесь у вас топазы?» – «А вон там, – говорю, – за горкой». Пусть ищут, ха-ха! Показывать
– Алмазы они ищут! – снова попытался растолковать Гайса. – Пробы берут…
– Не там берете, – уверенно подхватил гость. – Пустую работу делаете. Нет здесь алмазов. Нет, и никогда не было.
– Я вообще-то тоже так считаю, – согласился я.
Щурясь в улыбке, Раис привстал, доверительно приклонился ко мне и почти что прошептал:
– Хочешь скажу, где они лежат?
Я настороженно покосился на него.
– Откуда ты знаешь?! – сердито выкрикнул Гайса. – Ты их видел, алмазы те?
– Знаю, – с невозмутимой улыбочкой молвил гость, усаживаясь на место. – Я здесь все знаю. Я двенадцать лет тут кочую, без дома, без семьи. Я шаман. Не веришь? – снова привстав, он приблизил вплотную ко мне свою бурую ухмыляющуюся физиономию. – Башкирский шаман! Я во сне видел, где алмазы лежат. За Березовскими сопками озеро есть. Березовское также называется. Запомни. За ним еще одно. Уйский совхоз где. Там надо искать. Это я тебе как кочевник кочевнику говорю. Другому бы не сказал.
Не будучи сторонником южноуральских алмазов и тем более мистиком, я все же с любопытством слушал болтовню Раиса о якобы найденных им алмазах.
– Как они выглядят? – принялся я расспрашивать. – Каков цвет, блеск?
– Они прозрачны, как капли воды, чуть голубенькие, – довольный вниманием к его сообщению, разулыбался вольный бродяга. – Уж я-то алмазы знаю. Я же шаман. Не веришь? Я шаман! Хочешь, скажу, кто ты?
– Нет, лучше скажи, сможешь ли ты мне эти свои алмазы показать.
– Садись ко мне сзади на мопед и поехали. Темно? Ладно, завтра поехали.
– Берите Раиса на работу, – пошутил, обращаясь ко мне, Радик. – Он вам тут все покажет. Он тут по геологии главный.
– На хрен мне работа?! – пренебрежительно хмыкнул Раис. – На кого-то работать… Я сам на себя работаю. Восемнадцать лет я на хозяина вкалывал, я же за три сидки восемнадцать годков оттянул, – пояснил он мне, – а потом еще три года на поселении под надзором. Сейчас все: могу ехать, куда захочу. А я и не хочу никуда, мне и тут по душе. Привык. Хочешь, приходи ко мне завтра, – предложил он. – Я на Вишняковском буду. У меня там полмешка породы спрятано. Что вымоешь – это твое дело, меня не касается. Но откуда порода – этого я тебе не скажу, – хитро заулыбался он. – Это секрет.
Радик придвинулся ко мне вплотную и проговорил вполголоса:
– Я сразу скажу откуда, только увижу.
– Сам промоешь, – повторил Раис. – Что попадет – твое. А мне этого рыжевья не надо.
– Рыжевьё – это золото? – поинтересовался я.
– Золото – это золото, – лукаво прозвучал ответ. – А рыжевье – так… золотишко. Так уж я его кличу.
Гость снова взялся за бутыль.
– А зачем мне это золото? – многозначительно поглядел он на меня. – Один тут мыл… не знаю уж, сколько намыл, а только где он сейчас со своим золотом? На дне разреза! Год почти там откисал, пока выловили.