Золото дракона
Шрифт:
— Да, дорогой. Правда, имени его не упоминается, но не сомневайся, именно ты выполнишь предсказанное Мауваром.
И сжав сильной ладонью худенькие пальчики, женщина начала читать:
«Настанет время и появится на свете Круглоухий, рожденный, чтобы стать свободным и сильным, победитель драконов, с самой юности призванный вести в бой армии, избавить свою родину от гнойной язвы, объединить Два, потом Четыре, пока, наконец, Семеро не станут единым целым. Только тогда его задача будет выполнена. И ожидают его почет
— Очень красиво, мама. Что это означает?
— Что ты будешь сражаться с драконами, избавишь Рад от тирании королевы Зоанны, дочери Затанаса, объединишь сначала два из семи королевств, потом четыре, и под конец — все семь владений станут одной страной.
— Но как я смогу этого добиться, мама?
— Узнаешь, когда настанет время. Это Пророчество. Пророчества могут быть неверно поняты, но всегда исполняются. Всегда. Если не в нашем мире, то в подобном ему.
— И насчет драконов тоже правда?
— Да, дорогой.
— Драконы… с когтями, зубами, длинными языками и чешуей?
— Конечно, милый. А чешуя из золота, точно как в тех историях, которые я тебе читала.
— И я женюсь на принцессе, и мы будем жить долго и счастливо в большом красивом дворце? И у нас будут слуги, придворные, шуты, акробаты и пони?
— Может быть, — нежно улыбнулась мать. — Но в Пророчестве об этом ничего не сказано. И оно приведено здесь не полностью. Какие-то подробности известны в разных уголках света. Кто-то толкует о перчатках, некоторые — о круглоухих девушках, но все это, наверное, не так важно. Знаю только, что в книге говориться именно о тебе.
— А тебе было известно об этом, когда выходила замуж за папу?
— Не совсем, дорогой, — засмеялась мать. — Просто знала, что должна стать женой круглоухого, если хочу иметь круглоухого младенца, и даже тогда уверенности, что у тебя будут такие уши, не было. Я только надеялась, что мой сын будет хорошим человеком.
— Ты хотела круглоухого сына? — недоверчиво переспросил Келвин.
Мать обняла его, поцеловала в левое ухо и прошептала:
— Конечно, Келвин. Но знай я, что это будешь ты, хотела бы его, даже не будь Пророчества.
Он почему-то заплакал, мать прижала сына к груди, утешая. Но это были слезы не печали, а облегчения, ведь теперь Келвин может смириться с тем, что непохож на других, а то он уже втайне боялся, что мать родила остроухую сестренку, потому что не любила его.
Отец свернул веревку, накинул ее на колышек и дернул. Колышек вылетел из земли и повис на конце веревки.
— Вот как надо, Келвин. Теперь попробуй ты.
Но мальчик закрыл глаза руками:
— Это волшебство, папа! Волшебство?
— Вовсе нет! — строго нахмурил светлые брови отец. — Волшебство — это просто закон природы, еще не нашедший объяснения. Подобных вещей,
— Д-да, отец.
Келвин с испугом наблюдал, как отец вкладывает лассо в его руку.
— Ты должен упражняться много раз подряд. Это единственное искусство, которым я владел еще до того, как пошел в армию. Больше мне нечего тебе передать.
— А з-зачем оно, отец?
— Видел, как я вчера заарканил корову?
— Да, но она и так бы пошла за тобой.
— Иногда попадаются очень упрямые. Теперь смотри! Держишь петлю одной рукой…
Они трудились очень долго, но в конце концов Келвин научился владеть лассо не хуже отца.
Дверь со стуком распахнулась, испугав Келвина, играющего с картами на полу. В комнату ворвался отец, принося с собой снежный вихрь и порыв ледяного ветра, и захромал к постели, припадая на больную ногу — дикий бык лягнул его давным-давно, когда он пытался отогнать злобную тварь от коров.
Мама подняла глаза от куртки, которую чинила, и выражение ее лица было такое, словно то, что она ожидала, наконец произошло.
— Шарлен, я снова видел их, — сказал отец, схватив ее за руку. — Слухи обо мне наконец дошли до их ушей. Мне придется уйти. Не могу подвергать опасности тебя и мальчика!
Мать воткнула иглу в рукав, встала и обняла отца. Оба немного постояли, прижимаясь друг к другу:
— Твоя дорожная сумка готова, — наконец выговорила она. — Возьмешь лошадь?
— Не могу я взять твою лошадь, — покачал головой отец. — Ни тогда в первый раз, ни сейчас. Без нее ты не сможешь пахать. Эти проклятые сборщики налогов…
— Сейчас приготовлю тебе обед.
Отец и сын смотрели вслед матери, идущей на кухню, и неожиданно, высокий светловолосый человек рухнул на колени, прижимая Келвина к груди, из которой вырывались странные звуки, словно…
— Не плачь, папа.
Но отец только сказал:
— Сынок, я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал меня. Голова твоей матери набита странными идеями. Не верь ей, сын. В моем мире понимают, что такое атомы и расстояния между ними. Это Пророчество — бред! Чепуха. Ты еще мальчик. Никаких драконов и армий. Если смогу, когда-нибудь приеду за вами, и мы отправимся в мой мир, все трое. Может он не так хорош, как этот, но во многих отношениях…
— Отец, — недоумевающе прошептал мальчик, чувствуя как напуган и одинок. Что происходит? Почему отец должен их покинуть?
— Все так и будет. Должно быть, сынок. Обещай, что не попытаешься исполнить ее Пророчества… Она хорошая женщина, но…
— Вот твой обед, — перебила мать, протягивая сверток, от которого исходил запах свежеиспеченного хлеба, и кувшин с вином из обезьяньих ягод, которые Келвину не позволяли попробовать.
— Шарлен, о, Шарлен, — пробормотал отец, и они снова обнялись, словно в последний раз.