Золото гномов
Шрифт:
— Еще одна охотница до чужого добра, — сердито сказал Алвари. — Люди ненасытны в своей алчности. Синий камень принадлежит нашему народу и должен быть возвращен в горы.
— Кому принадлежит синий камень Алазат — решать будем потом, когда завладеем им, — предложил Конан. — А сейчас давайте действовать сообща. Насколько я понимаю, сейчас у нас троих — одна общая цель: проникнуть в храм и завладеть этим сокровищем. А там посмотрим, как поделим его.
— Я не позволю делить Алазат, — упрямо сказал гном. — Сокровище гномов неделимо. Оно должно быть цельным, иначе утрачивается всякий смысл обладания им.
Сфандра
— Идемте к храму, — сказала она. — Я попробую войти в него, а вы двое оставайтесь снаружи. Будете наблюдать. Надеюсь, вернусь с хорошими новостями.
— Что ты собираешься делать? — Ее решение не на шутку встревожило Конана. — Не выдумывай, Сфандра. Нам нужно просто забраться через окно, обшарить храмовые сокровищницы и…
— Для того чтобы туда забраться, нужно хотя бы иметь представление о расположении зданий и размещении охраны, а возможно, и ловушек, — ответила Сфандра. — Нет, я пойду одна и совершенно открыто. Многие женщины приходят туда поклониться кровавой богине.
Она закуталась в свой плащ плотнее, оставив открытыми только глаза и верхний край диска серег. Глаза Сфандры потеплели, и Конан понял, что она улыбается. Рассердившись на самого себя за то, что уставился на нее так, словно несколько лет не видел женщины, варвар дернул Алвари за плечо.
— Не зевай, идем.
Храм появился перед ними внезапно — серое прямоугольное строение, украшенное лишь узорными прорезями окон. Он был похож на оборонительное сооружение, и на его плоской крыше можно было бы при необходимости разместить множество лучников, отметил Конан. Вероятно, часть охраны, если она имеется, помещена именно там.
Перед храмом улица расширилась, превратилась в небольшую площадь, на которой все трое тут же заметили колодец.
Три провалившихся ступеньки вели к закрытой двери храма. Тяжелая дверь из железного дерева была обита медными прутьями, горящими в лучах восходящего солнца, так что казалось, будто на ворота наложили пылающую сеть.
— Да, эту цитадель так просто штурмом не взять, — задумчиво проговорил Конан, окинув толстые серые стены взглядом знатока. — Пожалуй, ты права, женщина-воин из Гиркании: без небольшой разведки нам не обойтись.
— Сядьте у колодца, — сказала Сфандра. — Постарайтесь не слишком бросаться в глаза, но и таиться не стоит, это тоже может вызвать подозрение. Лучше всего будет, если вы как бы спрячетесь и в то же время останетесь на виду. К тому же, не думаю, что казаки направятся искать вас сюда.
— Да, с нашей стороны было чудовищной наглостью явиться к храму Алат, согласился Конан. — Может быть, это нас и спасет.
— Будем надеяться, — коротко ответила Сфандра. Никто из троих так и не понял, когда же перед закрытой дверью появился жрец, с головы до ног закутанный в красный шелк. Ткань сверкала и переливалась, хотя жрец стоял совершенно неподвижно, и ветра на площади не было.
Сфандра повернулась к своим спутникам и снова улыбнулась под своим покрывалом.
— Ждите, — сказала она.
Жрец внезапно заговорил, легко преодолевая звучным голосом разделявшее их расстояние:
— Вы пришли поклониться светлой Алат, чужестранцы?
Он говорил по-гиркански куда лучше, чем Конан, почти без акцента. Слегка побледнев, Конан шепнул девушке:
— Не ходи.
Но она уже сделала шаг вперед. Когда ее звали, Сфандра всегда шла, не задумываясь о том, таит ли приглашение в себе опасность. Так учила ее мать Антиопа, Старшая Воительница, воспитавшая несколько поколений сильных и гордых девушек. Антиопа, которая не шла никогда ни на один зов. Старшая.
В развевающемся покрывале, сверкая дисками серег и белизной выгоревших на солнце волос, она стремительно пересекла площадь и взлетела по обвалившимся ступенькам. Хотя Сфандру нельзя было назвать низкорослой девушкой, жрец был выше ее на две головы, и теперь, когда они стояли рядом, разница в росте бросалась в глаза и казалась зловещей. Сфандра выглядела рядом с этим мрачным, стройным служителем кровавой богини, одетым в алый шелк, беззащитной и маленькой — добровольная жертва, вольная степная птица, залетевшая в клетку. Неожиданно легко жрец раскрыл перед ней дверь, и Сфандра, не задумываясь, переступила порог, задев плечом короткий меч, повешенный у притолоки от злого духа.
— Что же нам теперь делать? — спросил Алвари, глядевший, как с грохотом, словно навеки отрезая девушку от мира, захлопывается за ней дверь.
— Ждать, — коротко ответил Конан и сел у колодца, натянув покрывало на голову. — Ждать, Алвари. Больше ничего.
— А если ее там убьют? — Гном был не на шутку встревожен.
— Тогда я отомщу за нее.
— Этого я и боялся. Ты полоумный самоубийца,
Конан-варвар. Если ее убьют, мы унесем отсюда ноги, и чем скорее, тем лучше.
— А Алазат Харра?
— Украдем. Ты, я полагаю, искушен в этом ремесле?
— Искушен, — нехотя сказал Конан. — Я был первым вором в Аренджуне.
— Я так почему-то и подумал. Он уселся рядом с Конаном и уткнулся головой в колени.
6. Жертвоприношение богине Алат
Темнота и прохлада — от такого блаженства Сфандра на мгновение даже забыла о той цели,
что привела ее в обитель богини смерти. Глаза к темноте привыкали медленно. Она не сразу разглядела людей, стоявших возле стен и смотревших на нее без интереса, без злобы и без сострадания. Они казались неживыми, и только блестящие глаза наблюдали за ней, посверкивая белками в полумраке. Люди эти, неподвижные, закутанные в шелк, который в темноте храма казался серым, плоть от плоти скудного, сурового храма, обиталища воинственной богини. Богини-девочки, жестокой и ласковой, своенравной, как балованное дитя, могущественной, как любая стихия. Война — пятая стихия, говорили в степях Гиркании, пятая после воды и земли, воздуха и огня. Права была мать Антиопа, подумала Сфандра. Война — это одна из основ мира, и нельзя не преклониться перед ней.
Постепенно Сфандра разглядела лица жрецов — бледные, с черными глазами и темными ртами; руки, до локтя выкрашенные охрой; волосы, стянутые в пучок на макушке. Она даже не поняла, мужчины это или женщины.
Но вот одна из этих фигур сделала шаг вперед, и еще до того, как она заговорила, по легкости и грации движений Сфандра поняла, что это — женщина.
— Назови свое имя, женщина из степей, — негромко произнесла она.
— Сфандра — так назвали меня при рождении, имя матери моей — Эстред. Отца я не знаю.