Золото гоблинов
Шрифт:
– Чужбина,- вздохнула Елена Сергеевна.- Все такое красивое, чистое и совершенно не наше.
– Ну, для меня это не чужбина.- Я позволил себе усмехнуться.- Да и он там уже сколько лет? Семь? За семь лет человек полностью меняется. У него там меньше друзей, чем было в Москве. Зато спокойно. Растит ребенка, работает.
– Бедствует? – спросила Елена Сергеевна с придыханием.- Только честно. Вы целый чемодан привезли, а он, может быть, голодал, чтобы собрать эти вещи?
Я снова усмехнулся, объяснив, что сначала да, бедствовал, хотя это понятие так относительно, что тревожиться в этом смысле не стоит, ибо любому человеческому огрызку у нас дают социальное пособие, и прожить на
– Вы нас поймите,- Елена Сергеевна улыбнулась с неожиданной беззащитностью,- мы же никогда не были за границей. А Алеша человек слабый. Он любит казаться самостоятельным, но чуть что -сразу прибегал к нам. С тех пор как бросил университет, вечно сидел без денег, то дворником устраивался,то сторожем, вечно его госбезопасность травила. Я чаще жалею, что он уехал, но иногда думаю: лишь бы был счастлив. Как он, изменился там? Он чувствует себя счастливым?
– На свете счастья нет, но есть покой и воля,- сказал я, поколебавшись.- Мне кажется, что и того, и другого у вашего сына достаточно.
– Еще водки хотите, Гена? Или, может быть, шампанского? Мы слыхали, что у вас на Западе не любят сладкого, так это -полусухое. И еще винегрета – я вижу, вам нравится?
Первый мой московский карнавал скоро кончился, как все земное.
Дома я обнаружил на автоответчике штук шесть сообщений от АТ и отправился сразу к нему, захватив небольшой картонный ящик с подарками от друзей и родных, а также литровую бутылку "Столичной", за гроши купленную в долларовом магазине под идиотическим названием "Березка" (набор товаров в этих магазинчиках и жар в глазах моих русских знакомых, туда попадавших,- предмет для особого рассказа, но я не историк; лавочки эти давно исчезли – туда им и дорога).
– Боже мой! – хохотал АТ, разворачивая присланный Белоглинским чугунный бюст Самария Рабочего размером с хороший мужской кулак.- И ведь в "Правду" упакован, честное слово! Говорят, перестройка, а этого вурдалака все еще продают! Вы знаете, Анри, как трудно отделаться от наваждения, что этот тип – твой, скажем, родственник или сосед по коммунальной квартире, с которым прошло все детство?
– Ты до сих пор не отвык? После стольких лет? – вдруг подала голос Жозефина, успевшая против своего обыкновения приложиться к московской бутылке.- Мне так порою осточертевает твоя пресловутая ностальгия! Ох, Татаринов, как ты еще называешь себя аэдом! Страна, культура, режим – все это вещи такие жалкие перед лицом вечности. Думаешь, случайно эллоны пишутся по-гречески?
– А можно без пошлостей? Дрянь! – заорал Алексей по-русски. Скотина! Сука! Да знаешь ли ты, что, если большевиков прогонят, ноги моей не будет в этой поганой загранице! Лучше подыхать с голоду на родине, чем тут… тлеть!
– Кто тебе мешает гореть, а не тлеть, алкоголик несчастный!
– взвилась Жозефина. Я с грустью отметил, что ругательства эти она, видимо, слышала не в первый раз.- Хоть бы на жизнь зарабатывал, дочери надеть нечего! Носитесь со своей матушкой-Россией, невежды, провинциалы, самовлюбленные недоучки! А я еще в тебя верила! Ни один- ты слышишь – ни один аэд из вашей несчастной страны никогда не будет знаменит, никогда не получит Нобелевской премии. Разве что Исаак Православный, да и то только потому, что он не держится за свое так называемое отечество. Выучил язык, освоил профессию,преподает, пишет статьи, сам переводит свои эллоны на английский. А ты только и знаешь, что ныть. Катись в свою Россию хоть завтра!
Я дипломатично помалкивал. Москва все еще играла в моих венах подобно скверному спирту. В самолете из Шереметьева после первого же бокала ледяного немецкого пива с восхитительной горчинкой меня охватила смесь жалости и бессилия. Я загрустил, припоминая прошедшую неделю. Многочисленные переговоры с чиновниками в серых и коричневых узких галстуках привели к не менее многочисленным протоколам о намерениях, собственно, пустым листкам бумаги, над которыми предстояло еще работать и работать. Все эти директора заводов, начальники трестов, главные инженеры и председатели кооперативов купили бы у нас все что угодно. Но в каждом разговоре всплывало забытое ныне слово "конвертация", в переводе на обычный язык означавшее, что платить за приобретенное им нечем, ибо рубль пригоден лишь для использования внутри страны, а поминаемые паном Павелом платина и изумруды подлежат вывозу лишь по особым разрешениям, которые выдаются либо по близкому знакомству, либо за большие деньги. Шестиголовый дракон к концу поездки скис, захворал желудком, угас, поняв, что господин Верлин, мягко говоря, преувеличивал как масштабы своих связей, так и возможности российского рынка.
– Все это, дорогой Гена, полная херня,- вздохнул Безуглов, отозвав меня в сторону в аэропорту.- В этой стране есть огромные деньги. И они действительно начнут высвобождаться в самое ближайшее время. Тут твой шеф прав. Но если я что-то в жизни понимаю, то есть вещи, куда влезать не следует. Например, импорт – ни у кого нет валюты.
– Куда же она девается?
– Долго объяснять.- Безуглов улыбнулся с некоторым высокомерием.
– А СП? Нам же предлагали?
– Построить можно, но прибыль вывезти не удастся. Экспорт – дело хорошее, но нужен большой начальный капитал на взятки. Считай, пять процентов стоимости сделки надо раздать.
– Чем же тогда можно заниматься? – недоумевал я.
– Ну-с, если Зеленов действительно готов подключиться,- вздохнул Иван,- то текстильный комбинат звучит правдоподобно. Линия по производству видеомагнитофонов – тоже. Несовершенное золото. Но и в том, и в другом случае зеленовских денег не хватит. Придется выбивать централизованные кредиты в СКВ. Опять же давать на лапу. Да и скучно это все, любезный мой Гена. Скучно. Нужна новая идея, а для этого твоему шефу следует снять розовые очки.
– Позвольте, Иван,- я называл его то на "ты", то на "вы",- а сами-то вы чем занимаетесь? Простите уж мою наивность.
– Разным, Гена, разным! Генеральной идеи, понимаешь ли, и у меня пока не имеется. Компания у нас, как ты знаешь из устава, многопрофильная. Вот, например, обеспечиваем охрану некоторым барышням, которые трудятся в "Космосе". Они у нас, как за каменной стеной. Клевые барышни. Вот кого бы экспортировать, да железный занавес не дает. Зеленовские денежки прокручиваем, но все, увы, внутри страны. Он нам под пять процентов в месяц, а мы отдаем умным людям по десять.
– И возвращают?
– А куда они денутся? – сказал Безуглов с ласковой улыбкой. Залоги хорошие. И в суд мы в случае чего не обращаемся, нет, не обращаемся. Свои методы есть. У вас, в Канаде, небось о них и не слыхали. Ты только не тушуйся,- добавил он, увидав мое замешательство,- никакой мафии. Все культурно, без применения оружия. Правда, я с тобой откровенничаю только потому, что ты свой. Шефу лучше не говори.
Побледневший от бешенства АТ вскочил с места и, хлопнув дверью так, что задрожали покрытые паутиной стекла террасы, покинул нас с Жозефиной. Я с удовольствием принял ее извинения.