Золото хищников
Шрифт:
— Наверное, он просто переволновался. Он столько лет искал людей, готовых профинансировать вторую экспедицию в Америку, и вдруг оказывается, что маркграфиня ведет туда целый город…
Эстер засмеялась:
— Это невозможно! Она сошла с ума!
— Мисс Шоу! — задохнулся Смью. — Как вы можете говорить такие вещи? Маркграфиня — наша правительница и наместница ледяных богов на земле! Среди ее далеких предков была Долли Расмуссен. Она-то и вывела оставшихся в живых жителей первого Анкориджа из Америки на безопасные территории. Вполне естественно, что представительнице Дома
— Не понимаю, почему вы за нее заступаетесь, — буркнула Эстер. — Она с вами обращается, как с грязью, прилипшей к подошве. И, надеюсь, вы не думаете, что вам удалось кого-то обмануть своими переодеваниями. Мы прекрасно заметили, что вы один и тот же.
— Я никого не пытаюсь обмануть, — с достоинством возразил Смью. — Маркграфине положен определенный штат прислуги и должностных лиц: шоферы, повара, камергеры, лакеи и так далее. К сожалению, все они умерли. Вот мне и приходится закрывать собою брешь. Я по мере сил стараюсь поддержать древние традиции.
— А кем же вы были раньше? Шофером или камергером?
— Ни тем ни другим. Я был карликом маркграфини.
— Зачем ей карлик?
— При дворе маркграфини всегда бывает карлик. Чтобы забавлять маркграфиню.
— Чем это он ее забавляет?
Смью пожал плечами:
— Вероятно, своим малым ростом.
— Разве это смешно?
— Это традиция, мисс Шоу. С тех пор как в Анкоридже случилась чума, традиции очень нам помогают. Вот ваши комнаты.
Он распахнул две двери, немного дальше по коридору от комнаты Пеннирояла. В каждой из комнат были широкие окна, большая кровать, толстые отопительные трубы. Каждая была размером приблизительно с гондолу «Дженни Ганивер».
— Они замечательные, — сказал Том с благодарностью. — Но нам нужна только одна комната.
— Об этом не может быть и речи, — сказал Смью. Он вошел в первую из комнат и принялся подкручивать вентиль на батарее. — Чтобы в Зимнем дворце молодые люди противоположного пола, не связанные браком, проживали в одной комнате — это просто неслыханно! Мало ли что может из этого выйти. Пойдут всякие нежности… Нет-нет, ни в коем случае!
В трубе вдруг что-то загремело. Смью на мгновение отвлекся, потом снова обернулся и хитро подмигнул Эстер и Тому:
— Впрочем, между этими комнатами имеется дверь, и если кому-нибудь вздумается проскользнуть в нее, никто и знать не будет…
Но кое-кто знал практически обо всем, что происходило в Анкоридже. Пристально глядя на экраны, слабо светившиеся в синей полутьме, наблюдатели видели нечеткие, искаженные панорамной камерой изображения Тома и Эстер, входящих вслед за карликом во вторую комнату.
— Ну и уродина!
— Вид у нее не очень-то радостный.
— А кто бы стал радоваться с таким лицом?
— Не в том дело. Она ревнует. Вы что, не видели, как Фрейя смотрела на ее дружка?
— Надоели они мне. Давайте переключаться.
Картинка на экране изменилась. Мелькали разные планы: Аакъюки у себя в гостиной, Скабиоз в своем одиноком доме, терпеливая, упорная работа в машинном отделении и в сельскохозяйственном квартале…
— Наверное, нужно бы послать весточку Аакъюкам? — спросил Том, когда Смью отрегулировал отопление во второй комнате и собрался уходить. — Они, может быть, ждут нас.
— Их уже предупредили, сэр, — сказал Смью. — Теперь вы гости Дома Расмуссен.
— Мистер Скабиоз будет не очень доволен, — заметила Эстер. — По-моему, мы ему совсем не понравились.
— Мистер Скабиоз по натуре пессимист, — сказал Смью. — Это не его вина. Он вдовец, а его единственный сын Аксель погиб во время чумы. Он тяжело перенес эту потерю. Но не в его власти помешать маркграфине, коли уж она решила предложить вам свое гостеприимство. Вам очень рады в Зимнем дворце. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните и вызовите слугу… Ладно, ладно — меня. Обед в семь, но если вам будет угодно спуститься немного раньше, маркграфиня желала бы показать вам свою Вундеркамеру.
«Кого-кого?» — подумала Эстер, но ей не хотелось снова выглядеть глупой и невежественной в присутствии Тома, так что она промолчала. Когда Смью ушел, они открыли соединительную дверь, плюхнулись на кровать Тома и немножко попрыгали, испытывая пружины.
— Америка! — воскликнул Том. — Нет, ты только подумай! Она очень храбрая, эта Фрейя Расмуссен. Практически ни один город не рискует заходить на запад от Гренландии, и уж точно ни один не пытался достичь Мертвого континента.
— Не пытались, потому что он и есть мертвый, — кисло отозвалась Эстер. — Я бы, например, не стала рисковать целым городом, начитавшись книжек Пеннирояла.
— Профессор Пеннироял знает, что говорит, — сказал Том, храня верность ученому. — Да и не он один сообщает о зеленых участках в Америке.
— А, ты об этих пилотских легендах?
— Ну да. И есть еще карта Снори Ульвессона.
— Та, про которую ты мне рассказывал? Которая так удачно исчезла, пока никто не успел ее проверить?
— Ты хочешь сказать, что профессор лжет? — спросил Том.
Эстер покачала головой. Она и сама не знала, что хотела сказать; просто ей было трудно принять на веру рассказы Пеннирояла про девственные леса и благородных дикарей. Но кто она такая, чтобы сомневаться в его словах? Пеннироял — знаменитый путешественник, который пишет книжки, а Эстер в жизни своей не прочитала ни одной книжки. Том и Фрейя ему верят, а они гораздо лучше нее разбираются в таких вещах. И все-таки никак не получалось совместить образ пугливого человечка, который трясся и скулил всякий раз, как мимо «Дженни Ганивер» пролетала ракета, и отважного путешественника, сражавшегося с медведями и дружившего со свирепыми американскими туземцами.
— Завтра пойду навещу Аакъюка, — сказала Эстер. — Посмотрю, как продвигается ремонт «Дженни».
Том кивнул, но при этом старался не смотреть на нее.
— Мне здесь нравится, — сказал он. — Я хочу сказать, нравится город. Здесь грустно, но очень красиво. Напоминает более привлекательные кварталы Лондона. И к тому же в отличие от Лондона он не ест другие города.
Эстер показалось, что между ними вдруг разверзлась пропасть. Пока еще совсем узенькая, словно трещина во льду, но она может стать шире. Девушка сказала: