Золото и мишура
Шрифт:
— Эмма, ступай в свою каюту!
— Нет! — Она обернулась к Скотту. — Ну скажите, ведь наверняка есть какое-нибудь правило, запрещающее выдавать женщину замуж против ее воли, разве нет?
Скотт так и впился в нее взглядом. Когда он в первый раз увидел Эмму, то подумал, что она прекрасна. Теперь же он пришел к заключению, что она восхитительна. Казалось, гнев добавил ей красоты, превратив эту красоту в подлинное великолепие. «Боже мой, — подумал он, — а ведь не прав я был, не прав… Это не женщина. Это — богиня!»
— Действительно,
Она улыбнулась ему.
— Благодарю вас, капитан. — Затем вновь повернулась к отцу. — Видишь, папочка? Это тебе не десятый век, и мною нельзя помыкать, словно рабыней. Я вышла за Антона Швабе потому, что этого желала мамочка, но за Дэвида я ни в коем случае замуж не выйду. Я люблю другого человека.
— Грабителя, который теперь уже наверняка в тюрьме. — Феликс поднялся. — Когда мы прибудем в Гавану, капитан?
— Если ветер не переменится, то послезавтра.
— Я устрою так, что Дэвид женится на тебе там, на острове. Я полагаю даже, что в Гаване может отыскаться синагога, что, разумеется, было бы для меня предпочтительнее.
— Папочка…
— И слушать не желаю! — оборвал он дочь, подняв голос почти до крика, чего ранее Эмма за отцом не замечала. — Я люблю тебя, Эмма, и ты прекрасно это знаешь. И никогда, разумеется, не заставлял тебя делать что-то, что противоречит твоим интересам. Дэвид — превосходный молодой человек, который будет тебе прекрасным мужем. И хватит об этом! — С этими словами Феликс вышел из капитанской каюты, закрыв за собой дверь.
Несколько секунд Эмма стояла неподвижно, уставившись на закрытую дверь, а Скотт в это время неотрывно смотрел на нее. Наконец Эмма прошептала:
— Не бывать тому…
— Если бы я был азартным человеком, я бы держал пари, что вы выйдете замуж.
Она резко повернулась к нему. И вновь на губах капитана играла наглая улыбочка. Она собралась было дать ему достойную отповедь, ибо капитан был ей и вправду неприятен, однако в последний момент передумала. «Как-никак, он мой союзник, — подумала Эмма, — а сейчас мне понадобится любая помощь».
— Вы не знаете, в Гаване есть синагога? — спросила она.
— Нет. Там есть множество католических соборов. Как вы думаете, отец ваш удовлетворится католической церемонией?
— Скорее умрет. Тогда, возможно, я буду свободна от…
— На Ямайке есть синагога.
Эмма подозрительно взглянула на него.
— Но ведь вы не собираетесь останавливаться на Ямайке?
— Можем и остановиться.
И опять эта его наглая улыбка. «Черт бы его побрал! — подумала Эмма. — Играет со мной, как кошка с мышкой. Так и хочется влепить ему пощечину! Но благоразумнее быть с ним поприветливее».
— Вы были столь галантны, капитан, — бархатным голосом произнесла она, сопроводив эти слова одной из своих наиболее неотразимых улыбок. —
Он отвесил ей шутливый поклон.
— Расстроенные мамзели всегда поднимают со дна моей души все самое лучшее, что только там имеется, — сказал он. — Мы даже и близко к этой самой Ямайке не подойдем. И, конечно, я мог бы помочь вам расхлебать всю эту кашу, если вам угодно.
— Могли? Каким же образом?
— Вы задали сейчас этот вопрос столь темпераментно, что я могу сделать вывод: вы сильно влюблены в этого мистера Левина.
«Черт бы его побрал!» — подумала Эмма, а вслух сказала:
— Дэвид — мой лучший друг, однако я совсем его не люблю, и это более чем очевидно. И я была бы вам крайне признательна, капитан Кинсолвинг, если бы вы прекратили ваши подтрунивания на мой счет.
— Вижу, у вас не только характер, но и острый язычок! Интересно, а сам мистер Левин понимает, во что он позволяет втянуть себя? Что-то говорит мне, что лет этак через двадцать вы вообще превратитесь в сварливую фурию.
— Не имеет значения, что будет через двадцать лет! Вы говорили, что знаете способ, как мне выбраться из этой ситуации.
— Да, но сперва объясните, отчего это вашему отцу так не терпится выдать вас замуж. Тут, мне кажется, попахивает порохом.
Эмма напряглась, однако сумела не покраснеть. Она не краснела никогда в жизни!
— Я не стыжусь сказать правду, — сказала она. — У меня будет ребенок.
Капитан ухмыльнулся.
— Полагаю, что счастливым отцом ребенка как раз и является тот самый грабитель, которого упомянул ваш отец?
— Да, хотя это не ваше дело.
— Для такой молодой женщины вы уже много успели совершить, мисс де Мейер. А вот интересно, если бы я ограбил банк, смогли бы вы тогда влюбиться в меня?
— Капитан Кинсолвинг, даже если бы я была Евой, а вы Адамом, то и тогда я скорее согласилась бы умереть старой девой, чем влюбиться в вас.
— О, для рода человеческого это имело бы самые серьезные последствия. Лучше расскажите мне о вашем грабителе.
— Он ласковый, смелый и красивый до невозможности. Я буду любить его до самой смерти. А теперь прошу вас, расскажите, каким образом вы намереваетесь помочь мне.
«Надо же, — подумал Скотт, — какая потрясающая маленькая плутовка!»
— Когда мы прибудем в Гавану, мисс де Мейер, — учтивым тоном сказал он, — вы сами увидите.
«До чего же он противный человек, до белого каления может довести», — подумала она, вслух же сказала:
— Значит, мне нужно будет ждать до самой Гаваны, не так ли? Что ж, благодарю вас, капитан Кинсолвинг, за все, что вы делаете для меня.
И она направилась к двери, но с проворством кошки капитан кинулся наперерез и успел преградить Эмме дорогу.