Золото императора
Шрифт:
— Я оплатил долги, — нахмурился Софроний. — Побойся Бога, светлейший.
— В таком случае, префект, у меня есть к тебе предложение, — сказал Пордака, оглядываясь на двери. — Для войны во Фракии потребуется много фуража и продовольствия. А у меня на примете есть два купца из Сердики. За вполне приемлемую сумму они тебя засыплют зерном. А когда цена на хлеб поднимется, ты станешь хозяином положения.
— Ты отлично знаешь, нотарий, что чиновникам запрещено заниматься торговлей, а уж тем более спекуляциями, — нахмурился Софроний.
— Как префект Константинополя, ты просто обязан сделать запасы продовольствия на случай затяжной войны, а то и осады города мятежными готами. И никто никогда не узнает, какая часть ушла на нужды армии, а какая была распродана страждущим. Это золотое дно, Софроний. Ты станешь самым богатым человеком в империи.
Предложение Пордаки казалось соблазнительным. По всему было видно, что война с готами затянется надолго. А подвоз зерна из разоренной Фракии, скорее всего, прекратится вовсе. Никто, включая императора, не осудит префекта, если он заранее побеспокоится о хлебе насущном. К сожалению, у Софрония было слишком мало денег, чтобы провести столь грандиозную операцию.
— Обратись за помощью к разумным людям, — подсказал Пордака. — К сиятельному Петронию, например. Или к сиятельному Арапсию. Они люди небедные, не говоря уже о том, что оба имеют доступ к императорской казне.
— Я подумаю, Пордака, — небрежно бросил Софроний. — А пока тебе придется отправиться в Антиохию к божественному Валенту. Это приказ магистра Петрония, ибо никто лучше тебя не знает обстановку во Фракии.
Пордаке ничего другого не оставалось, как только руками развести. Вот она, благодарность сильных мира сего. Человека, только что чудом выскользнувшего из пасти одного дракона, тут же направляют в пасть другого. И еще большой вопрос, кто из этих драконов опаснее.
Император Валент пришел в ярость, узнав о катастрофе, разразившейся во Фракии. Своих постов лишились многие высшие чиновники империи, включая префекта претория Валериана, успевшего послужить многим императорам и наконец-то павшего по вине обезумевших готов. Да что там Валериан, коли даже магистру Петронию пришлось пережить немало неприятных минут, выслушивая гневные речи Валента. Именно Петроний в свое время рекомендовал императору Лупициана как опытного полководца, способного разрешить во Фракии все проблемы. Теперь комит, потерпевший сокрушительное поражение от готов, был объявлен изменником, и за его голову была назначена награда в двадцать тысяч денариев. Нотарий Пордака, посланный Софронием в Антиохию к императору с печальным известием, тоже не был обойден вниманием божественного Валента, его публично облаяли и едва не наградили тумаком. Конечно, получить в зубы от императора — большая честь для чиновника третьего ранга, но спрашивать с простого нотария за поражения полководцев — это уж слишком. Наверное, именно поэтому разъяренный Валент сдержал удар, и физиономия светлейшего Пордаки не понесла большого ущерба.
— О чем думал комит Лупициан, когда бросал лучшие мои легионы под копыта чужих коней?!
— Он думал о мести, божественный император, — не замедлил с ответом Пордака. — Во главе готов стояли те самые люди, которые десять лет назад доставили несчастному Лупициану массу хлопот на границе Фракии и Илирика.
— А о чем думал ты, нотарий? — рыкнул на услужливого чиновника император.
— Я думал о пользе империи, божественный Валент, — с готовностью отозвался Пордака. — С риском для жизни я проник в стан мятежников и узнал имя человека, который бросил тебе вызов.
— И кто же этот негодяй?
— Патрикий Руфин.
Валента считали слабым правителем, но это лишь отчасти соответствовало действительности. Конечно, младший брат уступал и умом и характером старшему, но дураком и рохлей он не был. И если бы не приступы ярости, время от времени сотрясающие его довольно крепкое тело, то он стал бы наилучшим соправителем для императора Валентиниана. К сожалению, Валентиниан умер, и Валент, привыкший быть вторым, неожиданно для себя стал первым лицом в Римской империи. Правда, оставались еще сыновья Валентиниана, но умерший император объявил своим наследником младшего из них, поставив тем самым старшего, Грациана, в весьма непростое положение. Теперь Валент пребывал в некоторой растерянности, не понимая, к кому в данной ситуации следует обратиться за помощью. Как ни странно, определиться с выбором ему помог все тот же нотарий Пордака, заявивший, между прочим, что в смерти Валентиниана виноват все тот же Руфин или, точнее, русы Кия, которых беглый патрикий представляет во Фракии.
— Что еще за русы Кия? — нахмурился император.
— Жрецы языческих богов.
Вообще-то Пордака слегка увлекся, разоблачая патрикия Руфина в глазах императора Валента. О русах Кия он услышал краем уха от мага Гвидона, самого, пожалуй, опасного из друзей Руфина. Тем не менее Пордаке почему-то казалось, что он не слишком далеко ушел от истины, обвинив венедских и готских жрецов в напастях, обрушившихся на Римскую империю.
— Как ты попал в готский стан? — спросил Валент, косо поглядывая на струхнувшего нотария.
— Я сделал это по приказу покойного ректора Максима еще до начала мятежа.
— Почему именно тебе он поручил столь опасное дело?
— Я был среди тех, кто пытался остановить патрикия Руфина, когда он бесчинствовал в Риме со своими варварами.
— Значит, людям моего брата Валентиниана не удалось их поймать?
— Увы, — развел руками Пордака. — Многие достойные мужи заплатили жизнями за попытку изловить демонов.
Рассказ Пордаки о демонах (сильно приукрашенный, надо сказать) произвел на Валента куда более сильное впечатление, чем нотарий мог предположить. Валент был очень впечатлительным человеком, да к тому же глубоко верующим. Языческих богов он считал исчадьями ада, а их жрецов — посланцами сатаны. И только нерешительность старшего брата мешала ему искоренить остатки старой религии на землях империи. И вот теперь из уст Пордаки он получил подтверждение правильности своих мыслей и действий, ибо божественный Валентиниан стал жертвой собственной нерешительности. Не сумев совладать с демонами в Риме, он пал жертвой их коварства в Сабарии.
— Так ты считаешь, что божественного Валентиниана погубили прислужники сатаны?
— Он слишком доверился варварам, — тяжело вздохнул Пордака. — А они опасны. И особенно опасны те из них, кто прячет свои черные замыслы под личиной христианского благочестия.
— Ты имеешь в виду комита Меровлада?
— Ты сам назвал это имя, божественный Валент.
Антиохия превосходила Константинополь размерами, но ей не хватало столичного блеска. И даже присутствие в этом городе божественного Валента не могло изменить сей скорбный факт. К тому же Пордаке не нравился здешний климат, слишком жаркий для деятельного человека. Словом, нотарий был только рад, когда император включил его в свиту магистра пехоты Траяна, который во главе армянских легионов направлялся во Фракию. Именно во Фракии Пордака собирался уладить свои финансовые дела, пришедшие в последнее время в полное расстройство. Что же касается божественного Валента, то на Пордаку этот человек не произвел большого впечатления. Слишком уж он был зауряден, чтобы управлять величайшей в этом мире империей.
Глава 9 Разгром
По мнению Пордаки, император Валент в очередной раз ошибся с выбором полководца. Магистр Траян умом не блистал, а о его стратегических талантах и вовсе говорить не приходилось. В первой же битве близ Салицин он практически угробил римскую кавалерию и не потерпел окончательного поражения только благодаря поддержке дукса Фригерида, присланного старшим сыном покойного императора Валентиниана на помощь своему дяде Валенту. Именно Фригериду удалось загнать готов в угол между Дунаем, Балканами и Черным морем. После чего в войне наступило затишье. Ромеи копили силы для решительного удара, а готы чего-то выжидали, окопавшись в своих неприступных станах-варенбургах. К сожалению, дукс Фригерид заболел и вынужден был вернуться в Панонию, а вся полнота власти вновь перешла к бездарному Траяну. И магистр Траян «отличился» в очередной раз, позволив готам не только выскочить из ловушки, в которую их загнал Фригерид, но и значительно пополнить свои ряды за счет конных русколанов и вестготов, переправившихся через Дунай в поисках добычи. Теперь варвары вновь вырвались на равнину и всерьез угрожали Андрионаполю. Успехи готов вызвали новый приступ ярости у императора Валента, успевшего вернуться в столицу, и новую волну отставок. Прежде всего с поста командующего армией был смещен магистр пехоты Траян, а на его место был поставлен сиятельный Себастьян. Немилость императора не коснулась, однако, светлейшего Пордаки, который и при новом командующем фракийскими легионами катался как сыр в масле. Грандиозная торговая операция, которой он занимался вот уже не первый месяц, катилась к закономерному финалу. Пордаке пришлось даже отправиться в Константинополь, дабы личным присутствием подтолкнуть нерешительного Софрония к выгодной сделке. Впрочем, официально он прибыл в столицу с отчетом магистра Себастьяна по поводу хода военных дел во Фракии, а потому ему пришлось предстать пред грозные очи императора и выслушать со скорбным видом новую порцию ругательств. Ругательства предназначались, естественно, Себастьяну, честно сообщившему божественному Валенту, что сил для победоносного окончания войны у него недостаточно.