Золото Иссык–Куля
Шрифт:
В Лхасе проходил какой–то очередной религиозный праздник. Улицы были переполнены паломниками. Они шли плотными рядами, обходя монастыри и святые места, включая дворец далай–ламы Поталу, строго по часовой стрелке. При этом большинство раскручивало ручные молитвенные барабаны, бормоча молитвы. Некоторые совершали «пантерки». Улицы были полны людей, то и дело падающих ниц прямо на мостовую. Возле монастырей чадили огромные жертвенные печи. Дым клубился по площадям и улицам, окутывая густым туманом прохожих. Вся площадь у главного монастыря Джоканг была заполнена стоящими и лежащими пилигримами. Они без устали молились, бесконечно грохаясь о землю и воздевая руки к небу. Все монастыри были забиты паломниками, и мы буквально продирались сквозь массу тел.
В одном из монастырей, когда мы шли узким коридором, внезапно погас и без
Здесь нас ожидало новое испытание. Обходя по узкому проходу очередную статую Будды, мы вновь попали в пробку. В единственные двери, через которые мы пытались выйти наружу, устремился поток паломников. Вокруг нас образовалась плотная толпа тибетцев. Среди них было много стариков и старух. Ступени в монастырях очень крутые, и многие пожилые тибетцы добирались до верхних этажей, сидя на спинах сопровождавших их более молодых и крепких родственников. Вынужденные ждать, пока освободится выход, мы рассматривали статуи божков вдоль узкого коридорчика. Лариса прочитала вслух надпись под ближайшим божеством: «God of Wealth. Это что значит?» Я перевел: «Это значит – Бог здоровья. Посмотрите вокруг, они же все больные. Пришли просить себе исцеления». Как бы в подтверждение моих слов стоящая рядом старуха подняла голову и посмотрела на нас. Лицо ее было покрыто потной испариной и обрамлено слипшимися волосами. При этом она, как и все окружающие нас люди, бормотала какие–то молитвы и покачивалась из стороны в сторону. Я неудачно пошутил: «Эта вот точно серьезно больна и, возможно, заразна». Сзади меня раздался вопль ужаса – я совершенно забыл, что моя жена очень впечатлительна и внушаема. Оглянувшись, я увидел поистине комичную картину: испугалась не только Света, но и вся наша группа. Зажатые тибетцами, мы стояли цепочкой друг за другом. После моих слов все, как по команде, уткнули носы в спину стоящего впереди товарища, стремясь ограничить поступление «зараженного» воздуха. Вечером никто не отказался от предложенного виски.
Заканчивалось наше путешествие, которое Сергей назвал «тибетской авантюрой». Как оно ни было трудно и долго, но подошло к концу. Невозможно остановить время и сказать мгновению, чтобы оно задержалось. Об этом я и говорил товарищам в пути: «Не торопите ход событий, все пройдет, и мы не сможем вернуться назад, в эту минуту, как бы мы ни хотели этого». Хорошо, что мы попали в Тибет именно так, а не прилетели прямо в Лхасу. Не было бы тогда этих трудностей и «очищения», как говорит Василий и добавляет: «А то, что мы приобрели взамен, станет ясно не ранее чем через месяц после нашей встречи с Кайласом. Ждите».
Я верю, что Василий обязательно что–то откроет в себе новое. Я видел, с каким упоением он слушал молитвенный барабан в одном из монастырей. Сидящий монах ударами по натянутой коже задавал ритм молящимся людям. Звук барабана был низкий, словно удары сердца, и проникал во все уголки большого здания. Василий стоял прямо перед барабаном, закрыв глаза, и, казалось, впитывал звуки всем телом, вибрируя в такт ударам монаха. «Ом мани падме хум!» – рефреном разносилось под сводами монастыря, отзываясь эхом по всему Тибету. Тысячи и тысячи уст повсеместно и без устали твердят эту мантру–заклинание. Священный звук «Ом» родился раньше нашего мира. «Сначала было слово» – говорит Библия и, видимо, этим словом было «Ом». Оно слышится в молитвах христиан и иудеев: «Аминь!» Его вторят мусульмане:
Там, у Кайласа, все мы видели просто красивую гору, овеянную легендами и мифами разных религий. Василий видел другое: «Это же пирамида. А вон то – храмовый комплекс. Только слепой этого не видит!»
А я думаю, что увидит лишь тот, кто хочет увидеть. И получит что–то от этого посещения только уже имеющий что–то в сердце, какую–то веру.
Мы будем ждать: вдруг внутри нас что–то просветлеет, и мы поймем такое, что недоступно простым смертным? Но в любом случае мы и так уже отличаемся от многих из окружающих нас людей. Ведь на наших душах осталась глубокая печать: «Испытано Тибетом», и мы гордимся ею, как знаком качества.
А в памяти навсегда останется наша бесконечная дорога через высокие перевалы – к таинственному Тибету; вечер в Лхасе, цветной музыкальный фонтан на центральной площади и, словно плывущий корабль, заслонивший собой половину темно–бархатного неба, ярко освещенный дворец Потала, всеми своими тринадцатью этажами охвативший гору, возвышающуюся над столицей Тибета. Потала – по–тибетски так и переводится – Белый Корабль.
Мы не нашли Шамбалу – город богов, пока еще не почувствовали на себе влияние святых мест, но я еще больше утвердился в том, что Шамбала, как и Святая земля, находится в сердце верующего человека. И попасть туда он может когда угодно и из какого угодно места – стоит только захотеть.
Черная археология
Первый интерес к археологическим раскопкам у меня возник в долине Чон–Кемина, когда я, успешно сдав вступительные экзамены, стал студентом первого курса энергофака Политехнического института. Студенческая жизнь начиналась тогда с уборки картошки в горной долине Чон–Кемина. Студенты напоминали большую стаю грачей, которые после вспашки трактора выискивают в поднятой земле добычу. Мы так же, как и птицы, набрасывались толпой на вспоротую «Беларусью» грядку и старательно разгребали рыхлую почву специальными скрепками–лапками, выуживая свою добычу – картофелины. Вот там–то, на картофельном поле, мне впервые попались черепки средневековой керамики. Это были остатки сосудов и посуды, одни – украшенные узорами, другие же были лишены всякого орнамента. От них исходила странная энергетика. В голове рождались картины далекого прошлого. Представлялись караваны верблюдов с товарами, сопровождающие их воины, в шлемах и кольчугах, богатые города, в которых шла шумная торговля и раздавался многоязычный говор жителей, работающие ремесленники, кузнецы, гончары, лавки ювелиров.
При мысли о ювелирах и их изделиях возникало волнующее чувство, что где–то здесь в земле могут быть зарыты клады. Богатые люди в те далекие времена не могли положить свои сокровища в банк или в сберегательную кассу, только, как сейчас шутят, могли спрятать в «трехлитровую банку» – в какую–нибудь кубышку или сосуд. Естественно, самое надежное – это закопать сокровища в укромном месте. Ведь кругом столько разбойников и любителей разжиться за чужой счет!
В те времена часты были войны, междоусобная вражда. Поэтому такие кубышки могли остаться без хозяина – то ли он бежал в спешке, то ли отошел в мир иной.
А мне, семнадцатилетнему, начитавшемуся романов Купера, Майн Рида, Саббатини и Стивенсона, виделись живописно одетые главари разбойников и бандитов, промышлявшие на торговом пути грабежом караванов и прятавшие свои богатства вдали от алчных взглядов своих сотоварищей. В общем, земля мне представлялась нашпигованной тайными кладами, которые осталось только найти. Естественно, при советской власти вся земля принадлежала государству. И все, что сокрыто в ее недрах, тоже было государственное. В моем комсомольском мозгу не было и тени сомнения, что я найду сокровища и отдам государству. Пусть их выставят в музее. Конечно, по закону полагалось вознаграждение в двадцать пять процентов от стоимости клада, но этот факт мало трогал меня. Волновал сам факт открытия некой тайны, соприкосновения с глубоким прошлым. Не случайно, наверное, любой турист хочет воочию увидеть чудеса природы и осмотреть памятники истории. Он мог бы узнать о них больше, читая книги или просматривая фильмы. Но эффект присутствия, возможность коснуться, ощутить энергетику места – для человека имеет первостепенное значение.