Золото колдуна
Шрифт:
Настя поёжилась под курткой и прижалась к Родиону.
– Ну да, ну да. Я слышал эту байку, - кивнул Родион, приобнимая девушку.
– А вот сейчас я вам расскажу историю, которую вы точно не знаете, потому что она приключилась с моими знакомыми страйкболистами.
– С кем?
– переспросила Настя.
– Со страйкболистами. Знаешь, что такое страйкбол? Это военная игра...
– А-а, да, знаю. Где шариками цветными стреляют? Я играла в такую, - сказала Настя.
Она решила не говорить, что играла вместе с Семёном. Семён... Семён забыт. Как и Василиса.
– Нет, Настюшка, это совсем другое. В страйке стреляют пластиковыми шариками, которые не оставляют следов. Так что игрок, которого поразили, должен сам сознаться, надеть красную тряпку и идти умирать.
– Умгум, ясно.
– Дело было в прошлом году. Как-то поздней осенью они поехали трениться на заброс...
– КУДА?
– Наш военизированный друг, - ухмыльнулся Петя, - имеет в виду, что команда поехала тренироваться на заброшенное строение. Он, когда увлекается, переходит на свой страйкбольный жаргон и забывает, что рядом сидят нормальные люди. Ты, Настик, меня спрашивай, если что будет непонятно. Я уже научился понимать, переведу.
– Петро, вот чтобы мы без тебя делали... Так вот. Они приехали в заброшенный военный городок, сложили вещи в бывшем общежитии - а это была здоровенная пятиэтажка, даже стёкла ещё не везде выбиты - разобрали привода - стволы то есть - и пошли воевать. Точнее, отрабатывать всякие тактические приёмы - заход в здание через окно, через дверной проём, передвижение в здании, зачистка, действия при атаке, при защите, то-сё... Надо сказать, народ в том отряде подобрался боевой, а не какие-то скучающие клерки. Половина отслужила в армии, командир и ещё один парень повоевали в Чечне, остальные - кто спортсмен, кто мент, кто спасатель, кто промышленный альпинист, двое бывших скинов... Короче, непростые ребята. К игре они относились всерьёз, тренировались без разгильдяйства, так что на игре убивали их редко, а сторона, за которую воевала их команда, всегда побеждала. Ну во-о-от...
– Родион вздохнул.
– Как я уже сказал, стояла поздняя осень, и скоро начало смеркаться. Тогда парни включили фонарики и продолжили тренировку. Когда они закончили и решили перекусить перед отъездом, был уже поздний вечер. Они собрались в зале, где побросали рюкзаки - и тут заметили, что одного нет.
– Родион с заговорщическим видом оглядел слушателей.
– Сперва этому не придали значения - мало ли, задержался, чтобы отлить, или по более важному делу. Но прошла минута, другая, пять минут, а его всё не было. А ведь, когда командир объявил по рации отбой, отозвались все. Пропавшего бойца стали вызывать по рации и по телефону, но он не откликался. Тут уже они забеспокоились. Мало ли что могло случиться - где-то упал и сломал ногу. Или ударился головой и потерял сознание. Или, скажем, полез в подвал, а там его прищемило плитой. Или провалился куда-нибудь... Заброс есть заброс, не детская площадка. Тогда бойцы разделились на четыре тройки и отправились на поиски. Да, забыл сказать: вместе с пропавшим их было тринадцать, и утром они ещё шутили - мол, собралась чёртова дюжина, добром это не кончится. Две тройки обыскивали первые этажи, третья спустилась в подвал, четвёртая обследовала территорию вокруг дома и тоже зашла в подвал, но с другого конца. Они постоянно перекликались по рации... только связь с теми, кто зашёл в подвал, очень быстро прервалась. Один за другим они перестали откликаться и по рации, и по мобильникам. Командир отряда был в тройке, которая первой пошла в подвал, и он, разумеется, тоже пропал из эфира - а когда командир выбывает из игры, это действует на нервы.
– Родион пошевелил палочкой обуглившиеся поленья; взлетел рой искр.
– Начался разброд и шатание. Один боец предложил всем спуститься в подвал. Другой заявил, что надо убираться отсюда и вызывать ментов и спасателей, потому что в подвале творится что-то скверное. А боец, который зашёл на третий этаж, сказал, что слышит, как будто наверху бегает ребёнок.
"Тут, походу, беспризорники ныкаются, а мы их пугаем", - сказал он.
"Беспризорникам тут делать нечего, - ответил ему парень, который был назначен старшим над одной из троек.
– До ближайшего населённого пункта - десять кэмэ. Головой подумай - что они тут будут жрать? Друг друга?"
"Вот они наших и сожрали", - пошутил кто-то из бойцов, только его шутка никого не насмешила.
"Я пойду гляну, что там", - сказал боец, который услышал беготню.
"Подожди меня, сходим вместе", - сказал старший тройки, и они вместе поднялись на четвёртый этаж, а поскольку там ничего не нашли - прошли на пятый.
– Нервы у обоих были на взводе, и это неудивительно, - продолжал Родион. Он поигрывал короткой палочкой, катая её между пальцев. Речь его текла размеренно и свободно, и говорил он как по писаному. Видно было, что история ему нравится. И, наверное, он рассказывал её не единожды.
– Полотряда как корова языком слизнула. Откуда-то воняет прелыми тряпками. Темнотища. Они идут с фонариками, и свет то и дело упирается в жуткие рисунки на стенах: оскаленные черепа, скелеты в балахонах, когтистые мертвяки с синими рожами, какие-то мутанты, не столько страшные, сколько мерзкие... Дело в том, что страйкболисты давно облюбовали этот заброс, вот и нашёлся среди них художник, который украсил его изнутри. Днём это даже забавно, а вот вечерком, когда выворачиваешь из-за угла и прямо в лицо тебе пялится какая-то харя... неприятно. И ещё этот чёртов ребёнок... Они то и дело слышали его беготню и тихий смех. Только дети так не смеются, - тихо и убеждённо проговорил Родион.
– Нелюдской это был смех. Так могла бы смеяться какая-нибудь тварь, прикинувшаяся ребёнком.
– Брррр!
– Настя поплотнее прижалась к рассказчику. Пётр покрепче обнял Надию - не столько затем, чтобы успокоить её, сколько затем, чтобы приободриться самому.
– На пятом этаже не было ничего, кроме отбитых плиток, обломков кирпича и гниющих тряпок. Вдруг командир тройки посветил на пол и чуть не выронил его:
"Твою мать! Кровь!" - крикнул он.
– "Свежая! Ты глянь!"
Но это было не самое страшное. От кровавой лужи шириной в метр вела цепочка следов. Как будто ребёнок лет семи пробежал босиком. Кое-где на стенах виднелись кровавые отпечатки детских ладошек.
"Где твой свинокол?" - прошипел командир.
– "Доставай и держи наготове! Игры кончились! Смотри, чтобы со спины не прыгнул!
– Он нажал кнопку передачи на рации: - Мужики, все, кто слышит!.. Поднимайтесь на пятый! У кого что есть - ножи, травматы, баллончики, да хоть палки - держите наготове! Здесь лужа крови и следы! Приём! Приём, мать вашу размать!.."
"Так, всё!" - Командир повернулся к бойцу, и тот впервые увидел товарища настолько испуганным. А ведь этот парень, который командовал поисковой тройкой, в обычной жизни работал пожарным, навидался всякого, и сам горел, и товарищей тушил, и таскал обгоревшие трупы, так что напугать его было нелегко.
– "Никто не откликается. Валим отсюда!"
Тут смех жуткого ребёнка раздался совсем рядом. Командир выхватил травмат и развернулся на звук. Смех доносился из комнаты, рядом с которой они стояли.
Командир тройки поднёс палец к губам и беззвучно шагнул в комнату. Боец двинулся за ним, сжимая нож. И он видел, как всё произошло. Он видел, как это существо, свесившись с крыши, заглядывает через окно в комнату. Оно было похоже на ребёнка - маленького и донельзя истощённого, да ещё и преждевременно состарившегося. Боец запомнил, что оно было одето в ветхую белую рубашонку, а длинные белые волосы висели и слегка шевелились от ветра. Морщинистая мордочка была растянута в ехидной улыбке. Командир издал звук, напоминающий смесь хрюканья с карканьем, и два раза выпалил из травмата в эту тварь. Тогда существо, - Родион осклабился - точь-в-точь кошмарный ребёнок из его рассказа!
– протянуло длинную тонкую руку, сцапало его за шиворот и вытянуло здорового мужика наружу, как пустой мешок.
Девушки внимали, открыв ротики, затаив дыхание и не смея пошевелиться. Да и Пётр на всякий случай положил руку на рукоять ножа - прикосновение к оружию успокаивало.
– Оставшийся один боец вылетел из комнаты, добежал до лестницы и, не разбирая дороги, кинулся вниз, - продолжал рассказчик.
– Если бы кто-то или что-то попалось ему на пути - он бы снёс это и растоптал, как слонопотам. Он хотел одного - оказаться как можно дальше от этого места, и желательно мгновенно.
Он вылетел на первый этаж. Рюкзаки и верхняя одежда лежали там, где их оставили, но он не посмел взять даже свои вещи. Он сбежал по лесенке, ведущей к выходу, и увидел, что дверь закрыта. Он толкнул её, но она не поддалась.
И тут ожила рация. Кто-то вызывал его. Кто - он не разобрал, потому что голос звучал тихо и хрипло.
"На связи! Кто говорит? Где все?" - спросил он.
"Они здесь, хи-хи-хи!
– ответил мерзкий голосок.
– Они в подвале. Ползают на карачках, без глаз и без кожи, и ждут только тебя!"
– От одного этого голоска, - говорил Родион, - можно было - извините, девчонки!
– обдристаться. Но, видно, ужас придал парню дополнительные силы. Он со всей дури врезал ногой по двери, так что она упала плашмя на землю, и вылетел из этого проклятого дома, как пробка из бутылки.